Пуля-дура. Поднять на штыки Берлин! - Александр Больных

– Голштинцы, которых я перехватил на Урале, говорили, что их послал генерал фон Брокдорф.

– Вот и надо разобраться с ним хорошенько. Но только так, чтобы об этом никто не узнал.

– Поискать у него дома? – предложил поручик.

– А почему бы и нет? Мне недосуг было этим заниматься после того, как ты с Урала вернулся, хотя помню, помню, что ты мне тогда говорил. Но вот сейчас и займись. Но! – Шувалов строго поднял палец. – Об этом никто не должен знать, даже сержанты, которые в твоем распоряжении пребывают.

Петенька довольно ухмыльнулся:

– Им сейчас не до того, Василий лежит, рану залечивает, а Иван его обихаживает. Но вот Северьяна я с собой прихвачу, одному не справиться.

Шувалов кивнул:

– Хорошо. Тем более, насколько я знаю, оный Северьян тебе всем обязан и служит, как пес, в надежде имение и имя дворянское вернуть.

Александр Иванович еще что-то говорил, но Петенька его уже не слышал. Он предвкушал, как сегодня же отправится с визитом к Шаховским, и гадал, что именно может этот визит принести.

* * *

Петенька пребывал на седьмом небе от счастья или даже на восьмом, он точно не считал. Дело в том, что княжна Даша согласилась сделать визит в его скромную конурку, чтобы насладиться рассказами о страшных приключениях и заговорах, в которые оказался замешан против своей воли скромный поручик Тайной канцелярии. Ну почему бы не порадовать девушку? Конечно, строгая, как вяленая треска, мисс Энн Дженкинс сопровождала ее, однако ж звероподобный Северьян тоже был, как ни странно, рад встрече с чопорной англичанкой. Он сразу подхватил ее под руку и увлек к себе в комнату, бонна слабо трепыхнулась, но более для порядка, потому что так положено. И вот уже никто не стоит между молодыми.

Петенька наклонился и губами нашел губы Даши, поцелуй получился долгим и нежным, и она ответила ему неумело, но страстно. Потом последовали новые поцелуи, и они унеслись куда-то ввысь, к мерцающим звездам, чей свет пронизывал тела… но мы уже и так слишком нескромны. В общем, Петенька презентовал Даше изумрудное ожерелье, привезенное с Урала. Жид-ювелир, которому поручик опаски ради показал его, подтвердил, что ожерелье стоит не менее трех тысяч. Подарок получился царский, и свежие щечки княжны прямо-таки запылали. После чего Петенька сообщил, что намерен идти к ее отцу и просить руки девушки, потому что сердце ее, он давно это понял, и так отдано ему навечно.

Им пришлось дождаться, пока появится бонна, вся томная и раскрасневшаяся. Северьян почтительно провожал ее вежливыми поклонами, но сам при этом походил на довольнющего шкодливого кота, который только что уволок прямо со стола у любимой хозяйки превкуснейшую колбасу и сожрал ее, не оставив даже шкурки.

Вот в таком расслабленном состоянии они и отправились с визитом к барону Брокдорфу, прознав, что тот отправился в Рамбов по вызову великого князя. Визит был успешным, Петенька даже не ожидал такой удачи, потому что в шкатулке обнаружились письма короля прусского, который указывал, что именно надлежит делать голштинцу, каковые письма были незамедлительно изъяты. Слуги почти не пострадали, Северьян прирезал всего-то двоих лакеев. Чтобы все выглядело натуральнее, Петенька прихватил какие-то золотые побрякушки, валявшиеся в спальне, и горстку золотых монет. Если уж нельзя скрыть пропажу писем, так пусть все выглядит как обычное ограбление. Добычу Петенька отдал Северьяну, и тот, надо сказать, ничуть не смутился. А потом…

Словом, Петенька еще ни разу не видел начальника Тайной канцелярии в таком гневе и только радовался, что не приводилось ему видеть подобное. Граф Александр Иванович орал и топал ногами, ругался, словно пьяный матрос, и даже треснул кулаком по столу. И, что самое обидное, речь шла о его, Петенькиной, глупости. Ну скажите на милость, зачем нужно было выкрадывать письма? Какой вор, утащив деньги и драгоценности, польстится на клочки бумаги? Скопировать нужно было все тщательно и оставить, где лежало. Добро бы еще утащили вместе со шкатулкой! Когда Петенька вякнул было, что шкатулка была самая негодящая, не серебряная и даже не красного дерева, граф сгоряча даже треснул его по уху.

Дело в том, что Брокдорф, обнаружив покражу, не стал шуметь об этом и обращаться в полицию, а просто исчез. Пропал, растворился, словно его и не было. Граф Шувалов прямо сказал проштрафившемуся поручику, что теперь Брокдорф почти наверняка мчится, не жалея коня, в Пруссию, к своему истинному хозяину, потому что в письмах такое обнаружилось, что великий князь его бы защищать не стал.

– Упустил! Упустил! – стонал Александр Иванович. – Ну где его теперь искать?! – Он даже зубами скрипнул. – Вот теперь и отправляйся, лови его снова.

– Куда? – поинтересовался Петенька.

– В действующую армию! К графу Салтыкову! Будешь там вести розыск, я дам тебе соответствующие письма. И помни: кроме Брокдорфа, нужно отыскать еще и австрийских подсылов. С этими будет проще, они наверняка будут приезжать к генералу Лаудону, чей корпус сейчас действует вместе с русской армией. Но главное – Брокдорф!

Вот так и не получилось у влюбленного поручика сватовство, единственно позволил ему граф Шувалов маленькую записочку князю Шаховскому отписать с извинениями.

* * *

Всю дорогу в Литву Петенька ломал голову над тем, как же выполнить поручение графа Александра Ивановича. Смущало оно его изрядно, сказать по правде, никак Петенька не мог себя представить офицером Тайной канцелярии. Слишком уж разнообразные они получались, и то право – одно дело съездить на Урал-камень в качестве ока государева, расследовать непорядки, изловить подсылов и совсем иное – выследить неведомых шпионов. Да и с какой стороны браться за это дело, Петенька тоже представлял крайне смутно. Однако ж приказ был дан, и надлежало его исполнить, хотя в подчинении у него оставались все те же два сержанта да неизменный Северьян.

Кстати, Северьян постарался принять более цивильный вид. Исчезла красная косоворотка, неизменно вызывавшая в памяти Лобное место, смазные сапоги, ну, про армяк уже и говорить не приходилось. Нет, преобразился Северьян. Теперь он щеголял в зеленом сюртуке и белых панталонах. Тупоносые кирасирские ботфорты с отворотами заменили вонявшие дегтем сапоги. Но, несмотря на это, дружбы с лошадьми у Северьяна все равно не получалось, сидел он в седле если и не как собака на заборе, то лишь немногим лучше. Зато глаза у него ничуть не переменились, они остались все такими же пустыми и мутными, лишь где-то в глубине по-прежнему металась черная пелена безумия. Даже хищные зеленые искры пропали, один мрак бездонный остался.

Но вот от своего замечательного кнута Северьян отказываться даже не подумал, так и ходил постоянно, держа в левой руке смотанный кольцами. Петенька как-то подсмотрел, что он на спор с драгунским сержантом кнутом сначала аккуратно ободрал листики с подвернувшегося куста, а потом одним ударом, ровно саблей, перешиб напополам несчастную кошку. Сержант долго крутил головой, отказываясь верить увиденному, но все-таки отдал проигранную полтину.