Промысел Господень. Летописи крови - Евгений Таранцев

Люди, с которыми приходилось пересекаться Стокеру, порой обладали большими знаниями, чем все библиотеки. Почерпнутая из бесед информация в той же степени отличалась от холодного материала учебников, в какой различаются одна капля и речной поток.

В тихих уличных кафе, за чашкой горячего шоколада или бокалом аперитива, перед Стокером открывались самые сокровенные тайны мироздания.

3

Гонка, участником которой он себя сделал, была бессмысленна и глупа. Бессмысленна, потому что ее цель, участие и победа (хотя о ней речи не шло) были плодами его фантазии. Глупа, потому что ховер не может догнать, а тем более перегнать набирающий высоту атмосферный шаттл.

Стокер до упора выжимал педаль акселератора, руки, вцепившиеся в руль, сводила судорога. Двигатель захлебывался, не справлялся со скоростным ограничением. Шаттл серебристым сполохом мелькнул на периферии взгляда и растворился в облаках. Стокер выругался и перешел на нейтральную. Дорога шла под откос, позволяя машине катиться на собственной инерции.

Полотно трассы терялось в промежутке между двумя песчаными дюнами. Темнело. Стокер отрегулировал уровень тонировки лобового стекла. Ему хотелось насладиться красотой предзакатного часа.

4

В тот день он потратил все годовые накопления на приобретения логоса «Super Knowlidge». Это освободило его от посещений библиотеки, но заставило особо остро задумываться о куске хлеба насущного. Но молодой медиевист не унывал. Несколько журналов откликнулись на его заявку, согласившись напечатать его новеллы. Золотых гор это не сулило, но в свете последних трат становилось неплохим подспорьем в борьбе за существование. К тому же на горизонте был грант на диссертацию по истории обрядов орбитальных общин.

Не привыкший к перегрузкам, которыми было чревато применение логоса, Стокер сидел на террасе открытого кафе «Малхолланд Драйв» и страдал от легкой мигрени. Перед ним на столике стоял бокал имбирного пива и папка с фотоархивами, касающимися дела об актах вампиризма, имевших место среди орбитальщиков два десятка лет назад.

То был громкий процесс. Нити от него тянулись к верхам Марса и Земли. В народе ходили самые фантастические слухи и версии. Но, как обычно бывает с затянувшимися процессами, постепенно ажиотаж сошел на нет, и финал той драмы сейчас был известен в точности только лишь ограниченному кругу специалистов.

К таковым Стокер не относился, но его учебная работа требовала не оставлять без внимания самые мелкие детали, которые он выуживал из огромного числа источников.

Решив слегка отвлечься от работы, он откинулся на стул, помассировал затекшую шею и закурил. Часть его сознания продолжала впитывать информацию от логоса. Перед внутренним взором мелькали фрагменты древних рукописей, материалы исследований теологов, культурологов и медиков, кадры кинолент и документальных хроник. Все это, сопровожденное комментариями современных ученых, оседало в подсознании, становясь частью Стокера.

В голове зарождался новый сюжетец. Стокер достал из поясной сумки pda и набросал синопсис новеллы.

Внезапно захотелось любовного приключения. Стокер огляделся. Никто, кто мог бы удовлетворить его последнее желание, на глаза не попался. Живые официантки, имевшие обыкновение идти на контакт с молодыми клиентами, давно были заменены послушными андроидами. Экзальтированные факультетские барышни могли быть интересны только героям ужастиков класса «С». Более зрелые особи предпочитали более дорогие заведения. С прискорбием отметив отсутствие приемлемых кандидатур на интрижку, Стокер вернулся к работе.

Неожиданно тихий голос окликнул его:

— Прошу простить мне неловкое вторжение, юноша.

Стокер обернулся на голос. Пожилой мужчина в костюме, вышедшем из моды лет двести назад, сидел за соседним столиком, попивая сухой вермут.

— Вы мне? — спросил Стокер.

— Да. Я невольно подглядывал за вами и обнаружил, что вы читаете об орбитальных вампирах.

— Именно о них. Я пишу диссертацию.

— Похвально, похвально. Даже в это бешеное время есть люди, стремящиеся к знаниям. Видите ли, юноша, ваш… хм… источник настолько далек от действительности, так что я посчитал своим долгом вам об этом сообщить.

Стокер напрягся. Вид, интонация и построение фраз его визави несли в себе нечто загадочное. Но что именно, он понять не мог.

— Вы что-то знаете об этом деле?

— Не о нем конкретно, а о том, что там пишут об интересующем вас вопросе. Если я вас заинтересовал, быть может, присядете за мой столик? Я уже не в том возрасте, чтобы совершать лишние движения.

— Да, конечно. — Стокер собрал вещи и пересел. — Я вас слушаю.

— Там пишут о вампирах. Ха, серьезный человек удостоит их эпистолы разве что презрительной усмешкой. Воистину, людская наивность безгранична, как наша Вселенная.

— Так это все неправда?

— Не вся правда, юноша, далеко не вся. И не о том. Старик отпил вермута, из золотого (синтетического?) портсигара достал длинную сигарету и закурил. — Меня всегда занимала людская склонность упрощать действительность до тех пределов, когда голова может работать без лишнего напряжения. Путь, не достойный истинного ученого.

— Вы ученый?

— Не совсем. Скорее я фанатик знания и истины. Философ… в той или иной мере. Только так можно найти гармонию в своей жизни. Только так, расширив сознание и приняв то, что на первый взгляд кажется чудовищным, можно уверовать в себя и в окружающий мир. В их реальность, в их право на существование.

— Интересная позиция. Но какое это отношение имеет к моей работе?

— Самое непосредственное. Если бы вы умерили юношеское нетерпение, то узнали бы все в свой черед. А пока позвольте мне, старику, предаться житейским философствованиям. Это поможет вам вникнуть в суть дальнейшего.

— Конечно, я вас слушаю.

— Полный претензий, человек посягает на святыню космоса — возможность его понимания. Но в результате мы бежим от реальности, подавленные ее откровениями и истинами. Глупцы. Нашему разуму доступны лишь зрительные образы, которые мы так или иначе стараемся интерпретировать…

Сказанное далее для Стокера стало одним единым предложением…

Ожидание чуда, страх перед неизбежным… все это теряет свою остроту, когда время растягивается в бесконечность. Какой смысл сокрыт в страданиях кары, когда пытка длится тысячи лет? Пусть даже где-то и продолжает качаться небесный маятник, меряя миги прошлого, настоящего и будущего.

Плывущая в ничто пустота. Безымянная скорбь тысяч не рожденных пространств. Немой крик боли коллапсирующих миров и сгорающих светил. Огненный шар, вращающийся вокруг черной дыры, и тонкая алая нить, связывающая их. И по ней, как по огромной пуповине, истекает жизнь звезды в прожорливое чрево дыры. Там время стынет от холода, и тела растягиваются в немыслимых метаморфозах. Там нет привычных понятий: «вчера» бессмысленно, потому что его вчера не было, и «завтра» также лишено всякого содержания, потому что неизвестно, будет ли оно завтра. Предсказатели, астрологи, провидцы… как мало вынесли они из преподанного им небом. Как ничтожно малы те смутные обрывки воспоминаний, что сохранились в их головах. Но убиваться по их душам не в чести у тех, кто ищет их же славы, наивно полагая, что путь этот легок и лишен терний и препятствий. Быть может, их лучше остановить, пока есть время… но почему-то нет никакого желания это делать. Только хочется, чтобы боль их была сильней боли предшественников и страдания длились дольше. Немыслимое станет невысказанным. Неописуемое — аллегорией. А несбывшееся — прогнозом…