Вредители - Александр Накул

― Показать, значит... Ну, давай попробую.

Кимитакэ взял ещё один лист и написал на нём иероглиф. Потом взял другой лист и написал следующий. Над третьим пришлось задуматься, над четвёртым попотеть. Но пятый был настолько тривиален, что он мог бы написать его с закрытыми глазами.

Кимитакэ подул на листки, убедился, что написанное высохло. Потом свернул их в трубку, как учили. Сделал тем самым ножиком несколько разрезов. Засунул палец ― и вытащил из трубки самый настоящий меч с языками пламени пляшущими возле клинка.

Кимитакэ покачал этим импровизированным мечом, так, чтобы языки пламени собрались в ровное алое сияние.

― Ёко-сэмпай, давай лимон!― скомандовал Юкио.

Девочка печально вздохнула, но лимон из портфеля достала. Это был замечательный гибрид сорта Кабосу, похожий на крошечное жёлтое солнышко. С таким и правда тяжело расставаться.

― В чащах юга жил бы цитрус?― осведомилась у мальчиков Ёко. И сама же ответила:― Да, но фальшивый экземпляр!

― Это какое-то заклинание?― поинтересовался Кимитакэ.

― Этому меня моя русская бабушка научила,― отозвалась девочка,― Что-то вроде этого алфавита-словооружия, только по-русски, наподобие нашей “Ирохи”. Фраза, сама по себе не особенно умная, но зато в ней есть почти все буквы русского алфавита. И несмотря на власть коммунистов, этим цитрусом до сих пор телетайпы проверяют.

― Неплохо, неплохо,― заметил Кимитакэ,― Я всегда догадывался, что русские так и мечтают о реванше.

― Кидай!― внезапно крикнул Юкио.

И Оно-семпай бросила свой лимон.

Команда для Кимитакэ не было. Но руки сами сообразили, что делать.

Взмах сияющим бумажным мечом, короткий всхлип, удар в нос внезапным цитрусовым ароматом ― и вот две половинки разрубленного цитруса звонко падают на стол и катятся по лакированной столешнице, продолжая источать аромат.

― Великолепно,― произнёс Юкио и поймал одну половинку. Принюхался и довольно улыбнулся. А потом сказал:

― Пойдёмте к семье, ужинать и пить чай с лимоном. Надо же это куда-то девать.

За ужином Юкио объяснял отцу, что ставил пластинки, надеясь поднять культурный уровень Кимитакэ и обучить его современной новаторской музыке, беседу о которой очень важно уметь поддержать для карьеры в бюджетном секторе Министерствоа. Отец в ответ постоянно смотрел на уплетавшую рис Ёко и определённо хотел спросить, чему тот собирался обучать его сына, когда пригласил девочку ― но вопрос так и не был задан, а потом семья Кимитакэ пошла спать, а Юкио вызвался проводить Ёко до дома.

Вымотанный лекцией Кимитакэ провалился в сон, словно в погреб, и спал без сновидений, только изредка вздрагивая, когда казалось, что за ним крадутся враги.

А наутро открыл глаза и обнаружил, что Юкио преспокойно спит между ним и братом. Тонкое, алебастрово-светлое лицо в обрамлении чёрных, как лучшие чернила, волос было совершенно невозмутимо, а нос сопел в своём особенно ритме, который неуловимо напоминал ритмы безумного композитора Леверкюна.

13. У адмирала

На следующий день после уроков Кимитакэ сказал младшему брату, чтобы тот ехал домой один. А у него есть ещё пара дел в школе.

― Я даже знаю, что это за дела?― гордо заявил Тиюки.

― И что это за дела?

― Разумеется, свидание.

― И что, ты даже знаешь, с кем?

― Нет. Мне это совершенно не интересно.

Младший, разумеется, ошибался, но не сильно. Предстояло не свидание, а встреча, причём куда более опасная.

Кимитакэ собирался зайти к директору школы и поспрашивать его о Старом Каллиграфе.

Дом директора располагался здесь же, на школьной территории. Его построили в год основания школы, когда страна ещё жила преклонением перед европейской культурой. Причём из всех государств Европы архитектор вдохновился Россией ― возможно, потому, что разбирался в традиционной архитектуре этой страны хуже всего.

Снаружи он напоминал деревянный ящик для снарядов: в два этажа, идеально квадратный и словно сколоченный из совершенно одинаковых коричневых досок. На каждой из сторон ― по четыре совершенно одинаковых прямоугольных окна, высокие и узкие. Даже водосточных труб было ровно четыре, по трубе на каждый из углов.

Дом стоял на территории школы, но утомительно далеко ― между сосновой рощицей и оградой. Поэтому издалека казался неестественно маленьким, словно кукольным.

Кимитакэ стучал с опаской ― говорили, что адмирал слишком устал от ведомственных жилищ и может себе позволить проводить время в особняке где-то поблизости и именно там обитают все его слуги. Но, тем не менее, в ответ раздался знакомый голос ― и пригласил войти.

Школьник думал, что откроет горничная или дворецкий. Но дверь оказалась просто не заперта.

Кимитакэ прошёл через тесный и совершенно пустой коридорчик. Каждый шаг, словно по илистому дну, давался всё труднее, и на пороге кабинета он невольно замер.

В первые годы школой руководили виконты и принцы ― видимо, аристократического происхождения считалось достаточно. Именно к той эпохе относилось правление легендарного генерала графа Ноги ― и такое это было правление, анекдоты про старика ходили до сих пор. Потом, с установлением международного мира, школой руководили крупные деятели естественных наук, отправленных сюда на покой после ректорства в каком-нибудь престижном университете. Когда Кимитакэ начал ходить в школу, он ещё успел застать ту эпоху ― но не успел ей проникнуться.

После инцидента на мосту Марко Поло, той самой искры, из которой разгорелось и