Смертельный холод - Луиз Пенни

– Откуда вы их взяли?

– Мне их переслал домой суперинтендант. Я обратила внимание на информацию о фотографе и на то, что вы считаете этот вопрос приоритетным. Я согласилась…

– Для меня это большое утешение.

– Я хочу сказать, мне показалось, что вы правы. Нет, вы, конечно, правы. – Она начала волноваться. – Вот.

Она протянула руку с листом бумаги. Он взял его и прочел: «Сол Петров, рю Триорн, 17».

– Я нашла это на карте. Вот, смотрите. – Она вытащила из кармана карту и протянула ему.

Гамаш ее не взял. Просто смотрел на агента.

– Я обзвонила около пятнадцати агентств, занимающихся арендой в районе. Никто из них не знал про него. Но наконец я нашла ресторан в Сен-Реми, «Ле Сан-Суси». Там рекламируют шале, сдающиеся внаем. Я спросила владельца, и он вспомнил похожий звонок от человека из Монреаля несколько дней назад. Я позвонила туда – и нашла его: фотограф Сол Петров.

– Вы с ним говорили?

– Да, сэр. Пришлось это сделать. Мне нужно было удостовериться, что это он.

– А если он убийца? Что, если он сейчас сжигает фотографии и загружает машину? Когда вы ему звонили?

– Часа два назад. – Голос Иветт Николь упал почти до шепота.

– Инспектор Бовуар? Прошу вас, возьмите какого-нибудь агента и узнайте, не тот ли это фотограф, которого мы ищем. Агент Лемье, вы остаетесь здесь. Мне нужно поговорить с вами, – снова обратился он к Николь. – Садитесь и ждите меня.

Она опустилась на стул, словно ноги под ней подкосились.

Бовуар взял лист бумаги с адресом, изучил карту на стене и через минуту-другую вышел из помещения, но прежде посмотрел на агента Николь – она сидела в крохотной, тесной комнатке и выглядела самым несчастным из людей на земле. Он сам себе удивился, когда в нем проснулось сочувствие к ней. О темной стороне характера Армана Гамаша ходили легенды. И не потому, что она была такой уж дурной, а потому, что она была глубоко спрятана. Мало кто знал о ее существовании, но те, кто с нею сталкивался, никогда не забывали о ней.

– У меня для тебя задание, – сказал Гамаш, обращаясь к Лемье. – Я хочу, чтобы ты съездил в Монреаль и выяснил кое-что. Меня интересует женщина по имени Эль. Это не настоящее имя. Она была нищей бродяжкой, и ее убили перед Рождеством.

– Это как-то связано с делом Пуатье?

– Нет.

– Я сделал что-то не так? – упавшим голосом спросил Лемье.

– Нет-нет. Мне нужно кое-что выяснить об этом деле, а для тебя это будет неплохой школой. Ты еще не работал в Монреале?

– Да я там был всего несколько раз.

– Ну, вот тебе и возможность прогуляться по Монреалю. – Он увидел тревогу на лице агента Лемье. – Все будет в порядке. Я бы тебя туда не послал, если бы не две вещи. Во-первых, я уверен, что ты сможешь это сделать. И во-вторых, тебе это необходимо.

– Что я должен сделать?

Гамаш сказал ему, и они вдвоем пошли к машине Гамаша, из багажника которой старший инспектор достал коробку с вещдоками и передал ее Лемье. Получив инструкции, молодой агент уехал.

Гамаш проводил взглядом его машину – она медленно проехала по каменному мостику, обогнула деревенский луг, потом поднялась по рю Дю-Мулен и покинула Три Сосны. Старший инспектор постоял под медленно падающим снежком, глядя на людей на лугу. Кто-то нес пакеты с покупками из пекарни Сары или из магазина месье Беливо. Кто-то катался на коньках. Кто-то выгуливал собак. Одна из собак, молодая овчарка, катала, закапывала и подбрасывала что-то в воздух.

Гамаш все еще тосковал по Санни.

За падающими снежинками все были похожи друг на друга. Все одеты в пухлые куртки и вязаные шапочки, делающие их безликими. Гамаш подумал, что если бы был знаком с этими детьми и собаками, то смог бы узнать взрослых.

В этом-то и заключалась стоявшая перед ними проблема. Во время квебекской зимы люди были неотличимы друг от друга. Как яркие мармеладки. Даже мужчин от женщин трудно было отличить. Лица, волосы, руки, ноги, тела – все было закрыто от холода. Даже если бы кто-то и видел убийцу, то все равно не смог бы опознать.

Он посмотрел, как резвятся собаки, и, улыбнувшись, понял, чем они играют. Любимое зимнее развлечение Санни.

Собачье мороженое – замерзшие собачьи экскременты.

Ему не хватало и этих собачьих игр.

– Вам не место в моей команде, агент Николь.

Несколько минут спустя Гамаш посмотрел на ее лицо в угрях, заживающих и расцветающих. Ему хватило ее вранья, ее самоуверенности, ее злости во время прошлого расследования в Трех Соснах.

– Я понимаю, сэр. Не я это придумала. Я знаю, как навредила во время того расследования. Простите меня. Что я могу сделать, чтобы доказать, что изменилась?

– Вы можете уйти.

– Жаль, что я не могу это сделать. – У нее был несчастный вид. – Клянусь вам. Я предполагала, что вы так скажете, и, откровенно говоря, я вас не виню. Сама не понимаю, что на меня нашло в тот раз.

Она заглянула в его глаза – производят ли ее слова какое-то впечатление.

Не производили.

– До свидания, агент Николь.

Он вышел из комнаты, надел куртку и, не оглядываясь, сел в машину.

– Извините, старший инспектор, но Кей Томпсон сейчас здесь нет. Она ночевала у своей подруги Эмили Лонгпре.

Директриса дома престарелых в Уильямсбурге оказалась приветливой деловитой женщиной. Сам дом представлял собой переоборудованный особняк с большими красивыми комнатами, хотя вид у дома был чуть усталый. К тому же от дома явно исходил запах талька. Как и от самих его обитателей.

Арману Гамашу хватило чувства юмора посмеяться над собой. Мадам Лонгпре жила в Трех Соснах и, возможно, была среди тех людей, которых он видел в деревне, на деревенском лугу. Старший инспектор был так зол на агента Николь, что бежал из деревни, как капризный ребенок, каковым считал ее. Он сел в машину и помчался прочь. Вот так оно и случилось, что теперь он находился за несколько километров от свидетеля, который недавно был от него в нескольких метрах. Он улыбнулся, предоставив директрисе повод недоумевать: что такого смешного нашел в ней этот крупный человек.

Гамаш не сразу поехал в Три Сосны – сначала остановился у Легиона и зашел туда. Дверь не была заперта. Здесь редко где запирались двери. Он вошел в холл, и звук его шагов разнесся эхом по большому пустому помещению. Одна из стен была открыта, и здесь имелся оборудованный в духе кафетерия проход на кухню. Гамаш представил себе сутолоку во время завтрака на второй день Рождества, выкрикиваемые приветствия, просьбы добавить чая или кофе. Представил себе Беатрис Мейер, предлагающую свое жуткое варево.

Так почему ее называли Матушкой? Клара вроде бы решила, что он должен найти ответ на этот вопрос, даже не встречаясь с ней. Беатрис Мейер? Матушка Беа? Он отрицательно покачал головой, но подумал, что в конечном счете разгадает эту загадку. Ему нравились такие маленькие тайны.