Полоса черная, полоса белая - Екатерина Островская

Купюры сыпались, заполняя пространство между тарелками.

Тетка смотрела на них с изумлением и испугом.

— Сколько здесь? — тихо спросила она.

— Не знаю. Посчитай! И оставь себе.

— Зачем мне столько? И потом, откуда они?

— Аванс дали на работе.

— Вера? — не поверила тетка.

Ерохин покачал головой.

— Нет. Я просто еще на подработку в банк устроился. Вот там мне и выдали аванс.

Нина вздохнула глубоко и потом выдохнула, посмотрела на племянника и спросила:

— А ты не подумал, что тебя заставят делать за такие деньжищи? Я сама работала в банке и знаю, что там умеют считать деньги и таких авансов никому из своих рабов просто так не дают. Тебя что заставят сделать?

Нельзя сказать, что Ерохин шарахался от женщин. Просто не складывалось как-то.

Да и женщины от него не шарахались — по крайней мере, прежде. Но когда у него случился первый после развода роман с бывшей сокурсницей, он стал немного осторожным.

Звали ее Лика, и это имя не шло ей. Имя болталось, как брелок на ее кожаной сумочке, которую она постоянно носила на своем плече.

В сумочке находились какие-нибудь документы из ее офиса. Работала она юрисконсультом. А брелок был в виде крысы.

«Это просто мой год по восточному календарю», — просветила его Лика.

Они встретились на заправке. Минут пять потрепались ни о чем, обменялись телефонами.

Вечером она позвонила и назначила встречу в каком-то кафе.

Ерохин пришел вовремя, но она уже сидела внутри и даже сделала заказ: бутылку вина и какие-то закуски. Он подсел, посмотрел, как она ест, понял, что ничего между ними не будет, заказал пятьдесят граммов коньяка, который вовсе не хотел пить. Но выпил, потом официант, не отходивший от них ни на шаг, подливал в их бокалы вино.

А когда бутылка опустела, Лика поднялась:

— Поехали к тебе. Рассчитайся!

Бутылка вина, как оказалось, стоила почти пять тысяч рублей, а рюмка коньяка — пятьсот.

Он едва наскреб.

С тех пор и появилась осторожность.

А в тот давний вечер, когда они вошли в его квартирку, Лика начала раздеваться с порога.

И это удивило, потому что во время учебы в университете она казалась ему испуганной школьницей, которая неумело курила и всегда молчала в обществе более опытных сокурсниц. Она стала приезжать к нему, но на ночь оставалась редко.

Никогда не говорила о любви, но после их встреч спина Ерохина была расцарапанной.

Потом Лика призналась, что замужем. На этом все и закончилось…

Сергей лежал в постели, смотрел за окно, на приотворенную дверь балкона, за которой шелестел ветер.

Почему он вспомнил вдруг Лику? Не потому ли, что хотелось думать о другой?

О той девушке, непонятно как оказавшейся в банке и живущей от него на другом конце города. Он сидел рядом с ней в салоне «Тахо», вцепившись в руль, боялся посмотреть на нее, ощущал тонкий аромат духов. Но ведь и она не смотрела на него. Не смотрела и молчала, только потом…

Ерохин поднялся, вышел на балкон.

Поднял голову и посмотрел на темно-синий зонт, укрывший город. Зонт был весь в зеленых дырочках, которые перемигивались. Дождя не было — только морось, ощущаемая телом и видная лишь сквозь свет фонарей.

Он посмотрел вниз и увидел человека в куртке с капюшоном.

Человек смотрел вверх, прямо на балкон, где стоял Ерохин. Лица не было видно, потому что капюшон незнакомца был накинут на голову, а фонарь находился за его спиной. Потом человек поднял руку, как будто собирался прощаться, но опустил.

И вдруг Ерохин понял, что это он сам.

Спина похолодела от ужаса. А человек внизу — человек, которым был он сам, повернулся медленно и начал уходить в темноту двора…

— Постой! — крикнул ему вслед Сергей и не услышал своего голоса.

Звук, похожий на гонг, разорвал Вселенную, небо раскололось, и на землю посыпались звезды, и сразу хлынул дождь.

Ерохин проснулся.

За балконом шумел ливень. Рядом на тумбочке лежал телефон со светящимся экраном. Пришлось взять его в руки. Половина третьего. Только что пришло смс-сообщение.

Меня достала твоя бывшая жена. Пожалуй, я грохну Ларочку. Достала!!!

Теперь Сергей лежал и думал, как забыть все это. Прежнюю жизнь, жену, которая предала.

Впрочем, теперь она его не интересует совсем.

Пусть этот подонок делает что хочет, и если Ларисе суждено погибнуть от руки психически больного любовника, то это их личное дело. То есть не личное…

Людей нельзя убивать, даже плохих, даже таких лживых и подлых, как Лариса.

А почему она подлая, только потому, что изменяла ему?

За это не убивают. То есть он сам — Сергей Ерохин — не убивает… не готов убивать только за это.

А за что тогда?

Мысли путались, не давали сосредоточиться. И тут пришло новое сообщение.

Мы с тобой одинаковые. У нас даже фамилии схожи. Я — Рохель. Ты — Ерохин. Тебя предательски оставила мать. А меня еще более мерзко бросил отец. Ты — убийца, и я тоже. Но на этом сходство и заканчивается. Я — сильный, а ты — слабак, несмотря на твое спортивное прошлое. Лариса уверяет, что ты ей достался девственником. Я не верил, а теперь не сомневаюсь — скорее всего, она не врет. От того ты и слаб, что не можешь ничего добиться ни от женщины, ни от жизни…

Это была ложь, присланная только для того, чтобы вывести его из себя.

Сергей прекрасно понимал это, но у него перехватило горло от злости. Он зажмурился, открыл глаза и снова посмотрел на экранчик.

Зачем тебе вообще жить?

Строчка запрыгала.

Ерохин смотрел, как она скачет, пока не понял, что это трясется его собственная рука. Трясется от злости и бессилия.

Экранчик погас.

Ерохин продолжал сжимать его в руке.

Как все это прекратить? Убить этого гада, что ли?

Подумал так и сам испугался этой мысли. Она и раньше приходила ему в голову. Он даже представлял, как это лучше всего сделатъ.

Сделать так, чтобы никто и никогда не нашел бы убийцу. Обеспечить себе алиби — самое простое дело.

Главное — найти свидетелей, которые и сами будут искренно убеждены, что ты находился в момент убийства очень далеко от места преступления.

Сергей собирался на работу, когда позвонил Брусков.