Сварог. Печать скорби - Александр Бушков

– Договорились?

Шофер, равнодушно взяв состояние и повертев купюры так исяк, разве что на зуб не попробовав, почесал щетину, посмотрел на потолок имолча кивнул.

В общем, поехали. Лана устроилась на переднем пассажирскомместе, против чего Сварог ничуть не возражал, рассудив, что так ей дорогупоказывать сподручнее будет. Сам же он развалился сзади и только сейчаспочувствовал, что можно малость перевести дух. Уф, ну и ночка выдалась… Ландопокатило в сторону центра.

Сама поездка по просыпающемуся городу Сварогу запомниласьмало, он вполуха слышал, как разговаривала Лана с водилой, фиксировал в памятинезнакомые названия улиц, по которым они проезжали и на которые сворачивали:«Каландарашвили», к примеру – это название ему вообще ничего не говорило. Затобезмерно радовало то, что с момента посадки в такси за ними не увязалось ниодной машины. Да и вообще, в этот предутренний час машин в городе попадалосьмало. Лана о чем-то весело щебетала с извозчиком – но не хвост распускала поизвечной женской привычке к флирту, а аккуратно подводила к мысли, что, мол,босая растрепанная женщина в дорогущем платье и перепачканный мужик в камзоле –это вполне нормально для ночного Шантарска. Водила нейтрально помалкивал, хотяи было видно, что он расслабился и никаких подлянок от пассажиров вроде уже не ожидает.

Короче, ехали весело… Стремительно проскочили центр(повсеместно, даже на закрытых в ночное время суток заведениях горели неоновыевывески – главным образом почему-то на английском языке. Сварогу вдругпоказалось, что он попал в эпизод дурного советского фильма про американскуюжизнь: пустынная ночная улица, масса ярких, мигающих, разноцветных, хаотичныхнепонятных названий, но, как пелось в одной некогда популярной песне – на дворени машин, ни людей), в общем, центр проскочили, вылетели в пригород и оказалисьв районе, застроенном в основном коттеджами, принадлежащими несомненно весьмасостоятельным владельцам.

В конце окультуренной аллеи показались будка охранника иполосатый шлагбаум. Водитель вопросительно посмотрел на Лану, та махнула рукой:дескать, езжай. Подъехали. Из будки вышел молодой белобрысый парень вполувоенной форме, двинулся к остановившемуся в метре от шлагбаума авто.Приблизился и неспешно наклонился к водителю.

– Частная собственность, – нажевывая резинку,лениво процедил он. – Разворачивайся давай!

– Вадик, ты сдурел? – подала голос Лана, чутьнаклонившись в сторону приоткрытого окна со стороны водителя, и Сварогявственно услышал в ее тоне королевские интонации. И мимоходом подумал, что вовсех мирах все одинаково, в том числе и тон, которым власть имущие говорят спрочей частью населения. – С каких это пор я тут чужая стала, а?

С парнем произошла разительная перемена, он выпрямился,расправил плечи, втянул и без того плоский живот… такое впечатление, что ижвачку проглотил.

– Доброе утро, Светлана Витальевна, – пробормоталохранник по имени Вадик. – Простите, не признал… Что-то… что-то случилось?

– Вадик, я что, перед тобой отчитываться должна? –вопросом на вопрос ответила Лана. – Ты бы шлагбаум поднял уже, а?

– Может, милицию…

– Вадик!

– Конечно, извините, – охранник поспешил в своюбудку, и шлагбаум величественно поднялся, как разводной мост.

Машина двинулась по обсаженной пихтами аллее. В глубине, забетонными заборами, виднелись крыши пряничных домиков, в некоторых окнах ужегорели огни. Неторопливо светало. У одного из коттеджей Лана попросилаостановиться и сказала с облегчением:

– Все, прибыли. Вот она, хижина тети Ланы. Добропожаловать…

Хижина за внушительным забором являла собой аккуратненькийодноэтажный особнячок с панорамным окном во всю торцевую стену и трогательнымжестяным флюгером-петушком на коньке четырехскатной крыши. Сварог чуть замедлилшаг, увидев прикрепленный к торцевой стене белый, чуть вогнутый диск, болеевсего напоминающий тарелку локатора, но промолчал. Водила невозмутиморазвернулся и скрылся в обратном направлении – с таким видом, будто понесколько раз в ночь за сотню долларов делает парочкам в перепачканныхтеатральных нарядах величайшее одолжение и подвозит их до элитного поселка.

Идя по ухоженной песчаной дорожке к крыльцу, Сварог тожехранил непроницаемо каменное выражение лица, думая философски, что ведь если, вконце концов, простой майор может стать королем четырех миров, отчего быпростой любовнице буржуя не стать владелицей скромненькой фазенды соток эдак втридцать… да еще и с радиолокационной станцией в придачу.

Зеркальная прихожая («Обувку снимай, вот тапочки». Тапочки,кстати, оказались в виде потешных мохноухих собак). Огромная гостиная,совмещенная с кухней, похожей на капитанский мостик космического лайнера(«Боже, как кофе хочется. Кофе, сигаретку и душ…»).

Но вместо претворения в жизнь сих маленьких радостей Лана,буркнув: «Располагайся, короче. Можешь налить себе чего-нибудь», –подхватила со столика черную телефонную трубку не только без провода, но и безсобственно телефонного аппарата и скрылась в недрах коттеджа.

Сварог на ее исчезновение внимания не обратил. Он смотрел настену, где висел большой отрывной календарь с умильными котятами и краснойрамкой на прозрачной ленточке, – рамкой, долженствующей указывать дату.

И, ежели верить календарю и рамке, то сегодня былосемнадцатое июля две тысячи шестого года.

Прошло без малого пятнадцать лет с тех пор, как он покинулЗемлю.

И что это означает, милорды? Только одно: в разных мирахвремя течет по-разному – на Таларе Сварог провел около двух лет, еще в двухмирах и того меньше, а тут – эвона сколько утекло…

Ну, чего-то такого он, знаете ли, и ожидал, садясь в черныйгроб на колесиках. А ведь могло быть и хуже. Могло забросить куда-нибудь вАнтарктиду времен Беллинсгаузена и Лазарева. Или в африканские джунгли – идобирайся оттуда до Сибири как хочешь. Так что спасибо следует сказать господамдемонам…

Итак, Лана куда-то запропала вместе с телефоном, и Сварогоказался предоставлен самому себе. Поэтому, не теряя времени, он скоренькоосмотрел дом, двигаясь по часовой стрелке. Две спальни. Четыре кладовки. Двасовмещенных санузла. Кабинет. Ничего интересного. Даже радиолокационной станциине обнаружилось. Он вернулся в гостиную. Походил туда-сюда по ворсистому ковру,осмотрелся. Что ж, чистенько, уютненько, богатенько, совсем как в штатовскихфильмах. И в таких-то хоромах она живет одна? Не смешите, господа… Хотя… Нигдени следочка мужского присутствия. Он изучил набор бутылок в баре (бар – это триполки в специальной нише в углу, заставленной емкостями различных объемов ивсевозможных форм), бутылки были большей частью с нерусскими и абсолютнонезнакомыми названиями, но дегустировать, как предлагала Лана, он не стал. Этовсе ж таки, братцы, моветон: пить, когда солнце еще не позолотило верхушкикедров. Открыл огромадный серый металлический шкаф, на поверку оказавшийсяхолодильником. Достал ломтиками нарезанное мясцо – но почему-то намертвовпечатанное в прямоугольник прозрачного пластика (искусственное, что ли…),повертел в руках и положил обратно. Внимательно и недоуменно рассмотрелединственную картину на стене – площадью квадратных метров в шесть, под стекломи в пластмассовой раме со знакомыми буковками «Sony»… но, как выразилась егоспутница, фишка заключалась в том, что на картине абсолютно ничего изображеноне было: поверхность холста оказалась равномерно серой и невзрачной. Эдакийсерый прямоугольник кисти местного товарища Малевича. В стекле, покрывавшемполотно, тускло отразилось озадаченное лицо Сварога. Это что же, «Сонька»,выходит, авангардной живописью занялась? Однако…