Физика любви - Юля Артеева

– А что, если бокала мне будет мало? – заставляю себя хихикнуть.

Парни одобрительно смеются. А у меня появляется призрачная надежда на то, что я смогу усыпить их бдительность.

Сажусь на подоконник, а ноги пристраиваю на стуле, где только что сидела, так дистанция от них кажется мне максимальной. Конечно, пить я не собираюсь. Но лучше притворяться, когда в моей руке бутылка из темного стекла, а не прозрачный стакан.

Вадим улыбается мне:

– Я знал, что в тебе не ошибся.

Я киваю. А сама прикидываю, что туалет с ванной смежные, и они в этой квартире ближе всего к выходу. Может быть, все не так уж страшно? Просто выйду в уборную и улизну, пока они сидят на кухне.

Решаю так и сделать. Так что какое-то время я сижу, смеюсь в правильных местах, иногда прикладываю бутылку к губам, надуваю щеки, сглатываю слюну, проявляю весь свой актерский талант, одним словом.

– А чья это квартира? – спрашиваю скучающим тоном.

– Это бабушки Андрея, – говорит Вано, пока сам Андрей салютует мне бокалом.

– Она с апреля по октябрь на даче живет.

Я растягиваю губы в улыбке:

– Прикольно.

Ни черта это не прикольно, конечно. Не квартира, а притон, все грязное, прокуренное, липкое. Такое же липкое, как мои ощущения от этой компании. Когда бабуля вернется сюда в октябре, ее ждет неприятный сюрприз.

Вадим приваливается к стене рядом со мной и кладет руку мне на колено. Я тут же вскакиваю с подоконника.

– Схожу в туалет.

И тут Першин говорит:

– Эдик, проводи Яну. Вдруг заблудится.

Все внутри обрывается, а страх снова холодит внутренности. Хватаясь за последнюю возможность, стараюсь звучать беспечно:

– Да я сама найду, тут не сложно.

– Ничего, – вкрадчиво произносит Вадос, – ему тоже не сложно.

Субтильный блондин улыбается, показывая неровные зубы. Интересно, с какой силой нужно ударить его, чтобы они повыскакивали наружу?

Под конвоем иду в туалет, запираюсь внутри на щеколду. Включаю в раковине воду и брызгаю себе в лицо. Потом опираюсь руками о голубой фаянс и склоняю голову вниз. Глубоко дышу. Думай, Яна, думай. С другой стороны, почему я решила, что раковина фаянсовая? Может быть, она керамическая. Или это одно и то же? Я щелкаю ногтем по голубой поверхности, покрытой каплями.

Господи, да не о том надо думать!

Закрываюсь ладонями и яростно тру ими лицо.

В дверь стучат, и от неожиданности я дергаюсь.

– Сейчас!

Чертов Эдик.

Я отливаю в раковину вина из бутылки, чтобы было правдоподобнее, выключаю воду и выхожу.

Но в коридоре меня ждет не Эдик. Там стоит Вадос.

– Ты долго.

Я пожимаю плечами:

– Я же девочка.

– Я соскучился, – говорит он мне куда-то в волосы, притягивая к себе за талию.

Господи, какое отвратительное ощущение. Чувствую, что вот-вот меня охватит паника. Я бросаю взгляд на дверь, и Першин это замечает.

– Хочешь уйти?

Может быть, это мой шанс? Он дает мне выбор?

– Да, – губы еле шевелятся.

Он молчит и смотрит мне в глаза. Взгляд недобрый. Хватаясь за соломинку, я бормочу:

– Я очень устала после игры, сам знаешь, как это бывает после матча. Может быть, я сейчас пойду домой, а завтра мы встретимся с тобой снова?

– Встретимся, – кивает он, – и завтра встретимся, если захочешь, родная. Но сегодня рано еще домой.

Железной хваткой он берет меня за плечо и ведет в зал, но оттуда не в кухню, парень открывает другую дверь и вталкивает меня в спальню.

Я в панике оборачиваюсь. Вадим закрывает дверь и задвигает шпингалет. Замок маленький, тонкий, но от этого тихого бряцания все мои внутренние органы будто обдает кипятком. Никакие хитрости не сработали. Вот он здесь. Не дьявол, не мальчишка из соседней школы, а пьяный парень с мутным взглядом, который закрыл меня в спальне с одной только целью. И я ушла с ним сама.

Вадос подходит ближе, толкает меня в грудь. Я делаю шаг назад, и чужая продавленная кровать упирается мне под колени.

Мамочка.

Он снова сокращает дистанцию между нами. Чувствую кислый запах алкоголя. Страх парализует. Першин берет меня за запястья, которые безвольно болтаются по бокам, говорит, втягивая носом воздух:

– Ты так вкусно пахнешь.

И толкает меня всем телом. Я падаю на кровать, и он тут же наваливается сверху. Голова проясняется, и я начинаю яростно и отчаянно отбиваться. Вадим перехватывает мои руки и заводит их за спину, больно выкручивая предплечья. Я задыхаюсь, но из груди все равно вырывается слабый тихий писк. Он накрывает мой рот ладонью, и мне становится совсем нечем дышать. Ладонь влажная, меня тошнит от ужаса и от того, насколько он отвратителен сейчас. Першин рывком расстегивает ширинку на моих джинсах, и пытается стянуть их ниже. Из моих глаз брызжут слезы. Я освобождаю одну руку и пытаюсь ударить его куда достану, но сил во мне нет.

Все пропало, все пропало, все пропало.

Только это бьется в мозгу. Я плачу, пока Вадим спускает мои джинсы до колен.

И в тот момент, когда от животного ужаса я почти ничего не вижу и не слышу, я почему-то перестаю чувствовать на себе тяжесть его тела. Рук, которые как пауки блуждали по моему телу, больше нет. Я приподнимаю голову и вижу Глеба. Мне это все кажется? Картинка смазана, но звуки возвращаются, и я слышу глухие удары. Глеб заносит кулак и бьет Вадоса прямо в лицо. Потом еще. И еще. Я моргаю. Каждый раз, когда раздается стук.

Один. Два. Три.

И начинаю рыдать.

Глава 35

ГЛЕБ

Я не помню, сколько раз мне удается его ударить, пока Ян не оттаскивает меня в сторону. Друг больно хватает меня за подбородок и говорит:

– Хватит.

Ни черта ему не хватит. Даже если я вколочу все зубы в его тупую голову, этого все равно будет мало. Но что действительно приводит меня в чувство, так это рыдания Яны. Она захлебывается слезами и рваными вдохами, пытаясь натянуть джинсы. Но руки трясутся, и у нее никак не выходит. Мое сердце рвется на части, когда я вижу, что ее пальцы все еще затейпированы белым пластырем. Разве с момента игры не прошла примерно вечность?

В два счета оказываюсь около нее и помогаю одеться. И наконец сжимаю свою девочку в объятиях. Мы сидим на кровати, ее колотит, а я только раскачиваюсь вместе с ней и приговариваю:

– Яна, маленькая моя, все хорошо, прости меня, Яночка, прости.

На