Выжить вопреки - Игорь Викторович Поляков

волчара, он бы мог нас почувствовать. Здесь в тайге колония для рецидивистов, наверное, они оттуда. - Иван, обойдя нашпигованные пулями тела и проверив пульс, добавил. - А эти солдатики откуда? Поблизости нет воинских частей.

Когда они уходили, Инна философски заметила:

- Сколько не похороненных по-христиански трупов.

- Сколько пищи для лесных жителей, - уточнил Иван.

До вечера они шли по лесу и уже в сумерках вышли на железную дорогу. Насыпь со шпалами и рельсами - все как обычно. Инна даже посмотрела в обе стороны и прислушалась, - безопасно ли переходить пути, нет ли поблизости состава, не слышен ли гудок поезда.

- Нам туда, - Иван показал направо, - тут недалеко хутор путевого обходчика.

Он легко шагал через шпалу, у Инны получалось только на каждую шпалу, для чего ей приходилось часто перебирать ногами. Сумерки меняли окружающие предметы, поэтому, когда она подняла глаза, появившийся перед ней локомотив в первое мгновение показался огромным монстром, изготовившимся для нападения. Она неловко шарахнулась в сторону, чуть не упав с насыпи.

Иван, сойдя с насыпи, свернул вправо к одиноко стоявшему неказистому домику.

- Стой! Стрелять буду! - раздался неуверенный, по-мальчишески звонкий, голос из темноты. - Кто идет?

Иван остановился, поднял руки, демонстрируя свои мирные намеренья. Инна остановилась за его спиной, вглядываясь в темноту.

- Да вот, идем, - спокойно ответил на вопрос Иван. Он видел силуэт солдата, прячущегося за насыпью и наставившего на них автомат. Из дома вышли еще два силуэта, и в глаза ударил луч фонаря.

- Вы бы лучше в дом отвели и там расспрашивали, - закрываясь от фонаря, сказала Инна. - Хороший хозяин сначала накормит, а потом спрашивает.

- Оставь здесь винтовку и пошли в дом, - сказал голос за фонарем.

При скудном свете свечи Инна оглядела единственную комнату, - кровать в углу, стол, несколько табуреток, обшарпанный шкаф и старенький телевизор. На полах половики, на окнах занавески.

Солдат с одной нашивкой на погонах сел за стол. Полумрак подчеркивал его узкие скулы и прятал глаза. Второй мужчина пожилого возраста в черной фланелевой рубахе присел на край кровати.

- Кто вы такие? Куда идете? - ефрейтор говорил отрывистыми резкими фразами.

- Уходим от землетрясения. Город разрушен полностью. Жить там невозможно. Много мародеров и бандитов. Вот мы и ищем спокойное место. - Иван говорил также отрывисто в тон ефрейтору.

- А почему в тайгу уходите? Шли бы к цивилизации, в сторону других городов.

- Нет других городов, нет цивилизации.

- А ты, мужик, уверен?

- Ты и сам так думаешь. Телевизор не работает, по телефону невозможно никуда дозвониться, последние две недели здесь не было ни одного состава, кроме вашего, а пути разрушены с той и другой стороны. Все остальные во главе с сержантом ушли, понимая, что нет армии и страны, которой вы присягали, - сказал Иван.

- Вы с ними встречались?

- Мы видели издалека, как они наткнулись на бандитов и погибли.

- А что у вас в поезде? - спросила Инна.

- Военная тайна, - ответил ефрейтор и продолжил, увидев в дверях солдата. - Рядовой! Почему оставил свой пост. Бегом охранять состав.

Задумчиво посмотрев на гостей, сказал:

- Ну ладно, садитесь. Отец, у тебя гости, тащи что-нибудь пожрать и не забудь бутыль, - ефрейтор по-хозяйски махнул рукой.

- Я - Марат. Мы охраняем военный груз в пломбированных вагонах. Сидим здесь уже две недели. Сначала ушел лейтенант, якобы узнать, что происходит. Вчера сержант подбил всех остальных уйти. Мы с Андрюхой самые молодые, - он только призвался, я год отслужил, - нас и оставили. Живем вот у Назара, - он показал на вошедшего железнодорожника, несущего хлеб, сало и поллитровую бутылку.

Пока говорил, он смотрел только на Инну, поэтому, когда он спросил, как их зовут, было впечатление, что его интересует только её имя.

- Я - Иван. Она – Инна, - ответил Иван.

Инна погрузилась зубами во вкусно пахнущий хлеб с куском сала сверху. Жуя, очистила вареную картофелину. Марат разливал мутную жидкость в металлические кружки.

- Ну, за встречу! - поднял он свою.

- Мы не пьем. - Иван достал из своего мешка бутылку с родниковой водой.

- Хочешь меня обидеть!? - с угрожающей ноткой в голосе сказал Марат.

- Мы не пьем, - уверенно глядя в его глаза, повторил Иван.

Остальная часть трапезы прошла в молчании. Марат пил с обходчиком, бросая мимолетные взгляды на Инну, причем, наглость его взгляда росла с количеством выпитого. У Инны сразу после еды стали слипаться глаза, - сказывалась накопившаяся за эти дни усталость. Марат с мутным взглядом и нетвердым шагом дошел до кровати и, не снимая сапог, уснул. Назар дал Ивану матрац, а сам ушел на сеновал.

Проснулась Инна от прикосновений грубых рук, лезущих в её штаны. Раннее утро давало достаточно света, чтобы увидеть Марата, который пытался одной рукой стащить с Инны штаны, другой держал нож у горла Ивана.

- Я всего лишь трахну твою бабу. От неё не убудет, - дыша самогонным перегаром, он суетливо тащил штаны.

Инна, не зная, что делать, лежала, не сопротивляясь. Под своей правой рукой она ощутила руку Ивана, который подталкивал ей нож. Не раздумывая, она выставила нож, когда Марат навалился на неё.

Остро отточенное лезвие легко вошло в тело. Она почувствовала, как легко пронзает острое лезвие мягкую человеческую плоть. Инна видела, как на нависающем над ней лице за доли секунды отразилось все, - от вожделения и удивления к боли, страху и желанию жить.

Теплая жидкость потекла по её руке на обнаженный живот, и она оттолкнула с отвращением с себя тело. Марат держался руками за живот и судорожно дышал. Иван дождался, пока Инна уйдет смывать с себя кровь, и прервал его мучения.

Выйдя из дома, он подошел к спящему на посту воину и, забрав автомат, сказал проснувшемуся Андрею:

- Ефрейтор умер. Надо его похоронить.

Они вытащили труп во двор (Андрей, испытавший на себе все прелести дедовщины, и радовался свободе, и с опаской поглядывал на Ивана), и, когда начали копать могилу, пришел Назар.

- Плохой был человек. Людей не уважал, - ничуть не удивившись, сказал он.

- Он пытался меня изнасиловать, - как бы оправдываясь, сказала Инна. Она смотрела на свои мелко дрожащие руки, которые помнили ощущение мягкости и податливости тела.

Закопав тело, они поели, сидя молча во дворе,