Три короны для Мертвой Киирис - Айя Субботина

— Вот и славно. — Он вскинул палец, прислушиваясь. — Кажется, Раслер уже идет за тобой. — Киирис как раз собиралась спросить, откуда подобная проницательность, но Дэйн ее опередил. — Если бы ты шесть лет изо дня в день слышала его шаги каждую ночь, ты бы тоже научилась отличать их даже в полной вакханалии. Погоди, младший брат педант, он откроет дверь ровно после двенадцатого удара колокола.

В самом деле, где-то над их голова глухо и протяжно ухнул колокол. Один удар, второй, пятый… Седьмой. После двенадцатого дверь библиотеки распахнулась — и Раслер ворвался в их пахнущее горящими дровами и одиночеством, безмолвие, будто сквозняк. При этом взгляд у него был таким, будто Наследник костей собирался в одиночку воевать с целой армией, встань такая на пути к его цели.

— Полночь, — только и сказал он.

— Я же говорил, что педант, — сказал Дэйн.

Раслер протянул Киирис руку в перчатке, слегка склонил голову в вежливом поклоне и дождался, пока она вложит свою ладонь в его пальцы. Киирис испытывала смешанные чувства освобождения и грусти. Уже стоя за порогом оглянулась. Надеясь на что? И сама точно не знала. Но Дэйн продолжал смотреть на пляшущий в камине огонь.

Раслер вел ее за руку, целенаправленно и уверенно. Не спешил, как Дэйн, но шел достаточно бодро, чтобы порядком уставшая за день Киирис почти не замечала ничего вокруг. Была уверена, что Раслер ведет ее в свою комнату. Интересно, что он имел в виду, когда говорил, что хочет лишь спать с ней, лежать в одной постели — и ничего больше? В прошлый раз не было похоже, чтобы она совсем не заинтересовала Наследника костей.

И все же, когда они вновь очутились в его комнате, а Раслер не сбавил шагу, Киирис начала подозревать неладное.

— Мое особенное место, Кровь богов, — сказал он с лихорадочным безумством во взгляде, приподнимая теургическую завесу, замаскированную под продолжение стены. — Хочу, чтобы ты взглянула.

Киирис потребовалось несколько мгновений, чтобы прийти в себя после увиденного. Как она могла не заметить, не почувствовать такую мощную теургию под самым носом? Хотелось изловчиться и хорошенько пнуть себя под зад за эдакую невнимательность. То, что она до сих пор не очнулась после Сковывания таэрном, не могло быть достаточным оправданием для такой слепоты.

Завеса была безупречной. Никто, ни единая живая душа не догадалась бы, что в паре метров от кровати стена отсутствует. Наверняка камни и на ощупь как настоящие.

По ту сторону завесы стоял тусклый серебристый полумрак, а довольно просторный коридор заполнял плотный туман. Киирис утонула в нем почти по колени. Ведомая Наследником костей, мейритина позволила себе осмотреться, надеясь зацепиться взглядом хоть за какое-то несовершенство. Тщетно: таким идеальным могло быть лишь то, что сотворено теургией. Причем самого первоклассного уровня.

«Что же ты с собой сделал, Раслер, чтобы заполучить такую силу?»

Сейчас даже широкая спина Наследника костей не казалась достаточным свидетельством его силы. Возможно, именно так он глушит боль? Возможно, именно через самоуничтожение снова и снова пытается что-то доказать окружающим. Или самому себе.

Коридор быстро кончился, впуская их в просторный каменный зал, по всему периметру уставленный массивными полками. В центре, в кованой треноге тускло пульсировал метровой высоты кристалл.

— Что в них? — Киирис окинула взглядом одинаковые сундуки, которые отличались разве что размером. Те, что побольше, стояли отдельно, маленькие занимали все полки у правой стены. — Твои сокровища?

— Нет, — с уже привычной отрешенной улыбкой ответил Наследник костей. — Меня неуклюже попытались убедить, что там — моя невеста.

Киирис сглотнула — и настойчиво вытолкала из головы мысли о подсчете. Не важно, что сундуков определенно больше сотни. Не имеет значения, что некоторые из них настолько малы, что в голове не укладывается, какие именно части человека могут там находиться. Главное — молчать. И слушать. Он сам привел ее в свое «особенное место». Вот пусть и рассказывает.

— Я получил это через месяц после того, как королева сговорилась про нашу помолвку. До этого видел Феану только на гравюрах, и, если честно, в жизни не встречал девушки безобразнее. Тому художнику следовало отрубить руки вместе с головой. Но королева считала, что наш союз будет на пользу империи Дэйна, а мне, в четырнадцать лет, было все равно, на ком жениться.

— Разве к тому времени никто не покорил твое сердце, домин? — не удержалась от вопроса Киирис.

— Я и был покорен, мейритина. С того дня, как научился видеть слова за буквами, я безоговорочно покорился книгам и наукам. А в четырнадцать уродство будущей жены виделось едва ли не благословением богов. Никто бы не стал упрекать меня в том, что я посреди ночи бегу из супружеской постели в библиотеку. — Раслер позволил себе расслабленную и почти человеческую улыбку: такая вполне могла появиться на лице Дэйна или Рунна, но почему-то выглядела совершенно неуместной на их младшем брате. — А когда Феана приехала в замок, оказалось, что все не так уж плохо. По крайней мере, нос у моей невесты был куда меньше нарисованного, а щеки — не такими толстыми. Но все это не имело значения, ведь стоило Феане открыть рот, как стало ясно, что она безупречно, восхитительно умна.

В двенадцать-то лет? Хотя, возможно, книги — все, что было у некрасивой девочки, чтобы скрасить одиночество и укрыться от насмешек.

— Мы говорили дни и ночи напролет. Обо всем на свете. Вместе читали, вместе изучали древние свитки. Я не любил ее, надеюсь, ты это понимаешь.

— Я понимаю, что в ваши годы ни один не мог знать, что такое настоящая любовь, — уклончиво ответила Киирис.

— Мы были словно два проклятия, которые непостижимым образом встретились, чтобы превратить друг друга во что-то совершенно новое. И я до сих пор уверен, что та доверчивость была моей самой большой ошибкой. К сожалению, понимание этого пришло слишком поздно. К счастью — выводы остались со мной по сей день.

Он зачем-то окинул собеседницу долгим взглядом, а потом взял с полки стоящий отдельно ото всех маленький сундучок размером с ладонь.

— Через три недели нашей помолвки, Феана, со всей свитой, отбыла домой. И в тот же вечер я узнал, что эта мелкая кроткая тварь украла у меня кое-что важное. То, что я ценил выше собственной жизни. Я даже уговорил брата пуститься в погоню, но эта мера не пригодилась: мы получили письмо от людей, которые называли себя освободителями Рифина — брат битый месяц осаждал эту неприступную крепость, и считал покорение Рифина делом чести. Освободители Рифина были лаконичны: либо Дэйн отступает от их границ, и они заключают мир на выгодных Рифину условиях, либо невесту его младшего брата доставят к свадебному торжеству по кусочкам. Мне было плевать, что мясники с ней сделают, меня интересовала лишь моя пропажа. Ради нее я бросился Дэйну в ноги. — Раслер выждал паузу, как будто ждал ответных комментариев. — И мы даже почти нашли компромисс. Но было слишком поздно. Эти люди присылали сундуки по десять штук каждый день. Ровно столько, сколько длилась осада их треклятого города. И только последний сундук был один.