Брижит Бардо. Две жизни - Джеффри Робинсон

истерику. Сначала она метала громы и молнии в адрес пройдохи-торговца, а затем набросилась на Карре, обвиняя его в полнейшей некомпетентности.

По рассказам Карре, Бардо сама бросилась к телефону, дозвонилась до виноторговца и отчитала беднягу за то, что он прислал ей не то вино. Потребовалась целая вечность, чтобы она немного поостыла и выслушала объяснения торговца, что это то же самое вино. Дело в том, что этикетки на бутылках показались ему недостаточно красивыми и чтобы сделать Брижит приятное, он собственноручно снял старые этикетки буквально с каждой бутылки, заменив их на более симпатичные.

Карре, который не слишком церемонился в своих публикациях, отмечал скаредность Бардо. Бывший секретарь обращал внимание на тот факт, что где-то в 1959–1960 годах один французский журналист, писавший на финансовые темы, подсчитал, что, если взять за основу выручку от экспорта ее фильмов, Брижит Бардо была для Франции вторым по значимости источником доходов после «Дессо Авиасьон». Но вместо того чтобы принять эти факты за комплимент, Бардо рассвирепела. Она принялась жаловаться, что, дескать, исправно платит налоги и что правительство просто обязано пойти ей на уступки. По ее собственным подсчетам налоги съедали у нее доход от каждого третьего фильма. Бардо сочла это возмутительным и даже грозилась, что напишет генералу де Голлю и министру финансов — мол, если они не снизят ей налоги, то она вообще перестанет сниматься и тогда правительство потеряет последние деньги.

Карре в свое время писал: «Она экономна, у нее неприхотливые вкусы, она наделена деловой хваткой и не любит выставлять напоказ свое богатство». Сегодня он несколько смягчил свою оценку: «Ее сердце подчас полно любви, а взгляд невинности, но в голове у нее калькулятор». Само собой разумеется, что откровения Карре — какими бы правдивыми они ни были — не могли прийтись ей по вкусу.

По его собственным словам: «Поначалу она спокойно воспринимала то, что я писал, но затем обиделась. Она даже попыталась воспрепятствовать дальнейшим публикациям, но не смогла. Для меня же мои статьи — своеобразное сведение счетов. В какой-то момент она даже пообещала мне, что напишет предисловие. Разумеется, дальше слов дело не пошло. А мне хотелось, чтобы люди узнали, какая она на самом деле. Я был у нее на побегушках все семь дней в неделю. Это своего рода рабство. Но я вовсе не собирался делать ей больно. Я был по-своему сильно к ней привязан, и временами она относилась ко мне как к брату. Мне просто хотелось, чтобы люди знали, какая она капризная».

Судя по всему, капризы Бардо красной нитью прошли через всю ее жизнь. Например, как-то раз в «Мадраге» она загорала на пляже, когда горничная объявила, что обед подан. Брижит поднялась с коврика и в течение нескольких минут искала крышку от флакончика с лосьоном для загара. Она то и дело спрашивала: «Ну куда же она подевалась?» или «Никто ее не видел?», после чего заставила гостей присоединиться к поискам. Спустя час крышка так и не была найдена. Брижит, разозлившись, заперлась у себя в комнате, а гости остались без обеда.

И вот теперь, растерянная и злая на самое себя, будучи не в состоянии стать хозяйкой собственной жизни, Бардо в одном из интервью изливала душу перед всей Францией: «Я должна убить чудовище, что сидит во мне. Я должна изгнать из моего жилища непрошеную гостью по имени Б. Б. Я хочу, наконец, во всеуслышание заявить, что Б. Б. больше нет, и да здравствует Брижит!»

В ту осень нарыв прорвало. Шарье поджидал ее в «Мадраге». Он прождал ее всю первую неделю сентября, и когда она не появилась к восьмому числу, сел в машину и уехал в Париж. Это было в четверг, а в пятницу днем Брижит согласилась встретиться с ним ближе к вечеру возле «Рюмери Мартиникез», кафе в центре Сен-Жермен-де-Пре.

На свидание она явилась в сопровождении Сэми Фрея.

Для Шарье это явилось последним ударом. Увидев Фрея, он бросился на соперника с кулаками, и в результате дело кончилось мордобоем. Один фоторепортер, выслеживавший Брижит, сумел сделать несколько кадров. Однако когда вся троица — Брижит, Шарье и Фрей, — спасаясь от его объектива, вскочили в машину, фотографу показалось, что в этой истории что-то не чисто. Теперь газеты строили предположения на тот счет, что пресловутая драка в кафе — не более чем игра на публику.

Чтобы не сойти от всего этого с ума, Бардо оставила Николя с нянькой в Базоше, Шарье с его душевными терзаниями и друзьями в Биаррице, Фрея — с аналогичными проблемами в Париже, а сама 19 сентября вылетела в Ниццу. Ей просто не терпелось поскорее уехать куда-нибудь подальше, и она даже согласилась лететь самолетом. Однако Бардо решила для себя, что ей нечего даже думать о Сен-Тропезе, где за ней как пить дать снова увяжется свора папарацци. В аэропорту Ниццы Брижит встретила ее старая приятельница, а теперь и заговорщица, Мерседес Завка. Мерседес была ее ровесницей, родом из Милана, а в Париже у нее имелся приятель в кругу Вадима.

За несколько недель до этого Завка решила, что ей срочно требуется отдых, и временно сняла виллу у одного из своих знакомых в деревушке Ле Каброль. Расположенная на склоне холма неподалеку от городка Сен-Агнес и итальянской границы, Ле Каброль насчитывала лишь пять домов и пятнадцать жителей, в том числе один небольшой провансальский дом розового цвета, стоявший посреди большого сада. Отсюда до Ментоны пять километров по горным дорогам. Лучшего уголка было просто не сыскать.

В середине сентября, можно сказать, почти неожиданно, мать Брижит позвонила Мерседес, чтобы сказать, как ужасно обстоят дела у ее дочери в Париже. Тоти спрашивала, нельзя ли Брижит погостить у нее на вилле.

«Дом-то был не мой, — поясняет Мерседес Завка, — поэтому, прежде чем дать Тоти окончательный ответ, я позвонила знакомым, у которых снимала виллу. Я спросила их, не будут ли они против, если я приглашу к себе кого-нибудь в гости. Я не стала говорить, что это Брижит Бардо. И все равно я сочла себя обязанной спросить их разрешения, мало ли какими неприятностями это могло для меня обернуться. Хотя бы потому, что пресса постоянно преследовала Брижит. Хозяева сказали мне, что не возражают, и я позвонила Брижит в Париж и сказала, что все улажено».

Итак, Завка встретила Брижит в аэропорту Ниццы и отвезла в Ле Каброль.

«Она всегда была так одинока. Брижит подчас бывает остроумной и смешной, но когда я увидела, в каком