Брижит Бардо. Две жизни - Джеффри Робинсон

танцует, как умеет смеяться и шутить, так что с ней не соскучишься — все равно, несмотря на все это, в глубине души у нее таится безмерное одиночество, этот результат ее колоссального эго».

И это, по мнению Вадима, стало причинять ей боль, ведь она достаточно умна, чтобы понять, что к чему.

«Вот почему она скрывается, вот почему впадает в депрессию. Это — понимание собственного одиночества. И всегда причиной тому нечто такое, что ей неподвластно. Например, когда наступает ее день рожденья, она становится более ранимой, чем обычно. Или, например, когда она сталкивается с душевными проблемами — скажем, из-за ерунды поссорилась с возлюбленным, — то оказывается наедине со своим одиночеством и именно в такие моменты пытается свести счеты с жизнью. Это, как правило, единственный выход для тех, кто обрек себя на одиночество, человек как бы ищет для себя некий иной мир. И иногда ей начинает казаться, будто в этом мире ее никто не понимает — из-за ее эгоизма — и тогда она говорит себе, что смерть избавляет от всего. Именно поэтому она не раз пыталась уйти из жизни.

Долгие годы Вадим нередко задавался вопросом, каким образом он мог бы ей помочь, однако, по его собственному признанию, ему это так и не удалось, потому что, как он полагает, это вообще невозможно.

«Просто она родилась такой. Точно так же, как она родилась, уже наделенная красотой. Причем это не имеет отношения ни к ее родителям, ни к общественной среде. Родись она двести, а то и шестьсот лет назад, она все равно была бы точно такой же. И вообще, с ее точки зрения совершенно логично — кстати, это вообще типично для тех, кто отчаянно нуждается в любви и не находит ее у представителей рода человеческого, — искать ее у четвероногих братьев. Животные восполняют то, чего не могут дать ей люди. Все, что она делает, она делает по интуиции. Она никогда ни о чем не задумывается. Если повнимательнее присмотритесь к ее желанию спасать животных, заботиться о них, окружать себя ими, мне кажется, не будет большой натяжкой сказать, что вы заметите в ней пугающую неприкаянность, и это проистекает непосредственно из ее эгоизма».

Брижит выписалась из клиники 2 октября и сразу же уехала к себе в «Мадраг». Газетчики увязались за ней по пятам. Через несколько недель она начала выходить из дому, а еще через пару-тройку дней уже наведывалась в деревню за покупками, словно ничего и не произошло. Лишь с той разницей, что теперь рядом с ней был Вадим.

Тотчас поползли слухи, что они якобы собираются повторно пожениться. Вадим с Брижит в один голос отрицали такую возможность, чем еще больше убедили людей в том, что дело снова идет к свадьбе. «Что за глупость! — вспылила Брижит, когда репортеры вновь принялись осаждать ее. — Вадим мой лучший друг. Сказать по правде, сейчас он мне нравится даже больше, чем раньше, когда был моим мужем».

Однако понадобился талант одного доморощенного детектива, чтобы на поверхность всплыл подлинный размах происходящего. В своей газете этот умник живописал о том, что во время своего так называемого «отшельничества» Брижит как обычно «занималась делами».

Вышеупомянутый гений — которому почему-то не совсем была ясна разница между журналистикой и сочинительством — заявил, что, согласно имеющимся у него сведениям, источник которых он не желал раскрывать, Брижит уехала из Парижа не одна, а в сопровождении своего пресс-секретаря. Более того, за восемь дней, проведенных ею в Ментоне, у нее, одна за другой, состоялись встречи с двумя продюсерами, одним импресарио, тремя пресс-агентами киностудии и двумя представителями по общественным связям. И, наконец, она лишь потому решила наложить не себя руки, что «за целую неделю не видела ни одного журналиста».

ГЛАВНОЕ — НЕ СОРВАТЬСЯ

течение лета 1960 года, пока Брижит все еще снималась в «Истине», она вбила себе в голову, что ей пора уйти из кино.

Друзья то и дело слышали от нее: «Я по горло сыта этой жизнью». Брижит отказалась от картины, в которой ей предстояло сыграть вместе с Жаком Шарье — не только из-за личного разлада, но и вообще, — правда она заявила при этом, что выполнит все другие обязательства, после чего подведет черту. Ее последним фильмом, на который она уже подписала контракт, станет «Отдых воина». Режиссером картины был назначен Вадим, и Брижит уцепилась за идею, что тот, благодаря кому она стала звездой, должен также облегчить ей уход со сцены.

«Мне требуется еще месяцев 10–11. После этого — занавес. Я свободна!» Найти себе новое занятие, по ее словам, не составляло особого труда. Особенно заманчивой Брижит показалась мысль заняться антикварным бизнесом. Однако у нее еще будет время все хорошенько взвесить и принять окончательное решение. А пока, подчеркивала Брижит, «я для себя уже решила. Я буду жить так, как мне хочется. Деньги меня волнуют меньше всего. Ни норковые шубы, ни драгоценности меня не интересуют. Я умею обходиться малым. Мне всего 25. Через десять лет я распрощаюсь с молодостью. Так что мне хочется оставшиеся годы пожить для себя и распрощаться с кино».

Разумеется, дальше слов дело не пошло.

Через три месяца после попытки самоубийства она снова вернулась к работе.

Первый из ее фильмов, «Отпустив поводья», по замыслу его создателей был бесшабашной комедией. Однако начало получилось далеко не смешным, потому что звезде не поправился режиссер.

Это был молодой человек по имени Жан Орель, и к тому времени слово Брижит уже имело достаточный вес, чтобы она могла добиться его увольнения. Брижит пожаловалась на него Франсису Кону, и на место Ореля Кон пригласил того, чье имя в титрах будет стоять рядом со словами «художественный режиссер» — Роже Вадима.

«Мы давно знаем друг друга, — произнес Вадим, беря бразды правления в свои руки. — Я единственный, к чьему мнению она прислушивается. Она, словно королева, любит окружать себя подобострастной свитой. Я не из их числа».

Брижит, со своей стороны, охотно сделала следующее признание: «Он лучше, чем кто-либо другой, умеет руководить мною перед камерой. Он очень хорошо меня понимает».

Не успела она освободиться от этих съемок, как Мишель Буарон захотел увидеть ее в паре с Аленом Делоном в картине, представлявшей собой серию зарисовок под общим заглавием «Знаменитые любовные романы». Кристина Гуз-Реналь также вновь оказалась связана с кинематографической карьерой Брижит — в четвертый, и последний раз. Она вбила себе в голову, что ей непременно надо снять