Фарландер - Кол Бьюкенен

— Почти. Ты как?

Он только застонал в ответ. Тело ныло, за глазами пульсировала боль. Одежда рваная, вся в грязи и каких-то листьях. Эш выглядел не лучше: рубаха висела клочьями, лицо серое, колючее.

— Сколько мы... — Нико замолчал, не зная, как сформулировать вопрос.

— Дней пять, думаю. Может, больше. Ты — молодец. Держался хорошо.

Нико отхлебнул чи и даже не почувствовал вкуса — во рту как будто ночевало стадо мулов. В голове посветлело, и он огляделся уже внимательнее. Лощину, в которой они остановились, пересекал, неторопливо журча, широкий ручей. Неподалеку пощипывали травку два их мула.

Нико пробежал взглядом вверх по ручью, вдоль берегов которого теснился плотный, непроходимый камыш. Дальше, за тростником, лежала, выстелив все дно долины, серо-желтая степь. Пролетевший над ней ветер пригибал высокую траву и приносил запах горячего киша, жарящегося чеснока и звуки, напоминающие далекий смех. У самого края долины, будто охраняя вход в нее, стояло внушительное здание из красного кирпича с угловой башней. Его окружали невысокие, отливавшие золотом деревца.

Спешить не стали. Нико сидел, успокаивая пустой желудок горячим чи, лениво поглядывая по сторонам да поддерживая огонь, отгонявший степную мошкару. Эш тщательно побрился, после чего, раздевшись догола, вошел по пояс в ручей и стал умываться, время от времени ухая, как филин. Нико попытался собрать то немногое, что осталось в памяти от минувших пяти дней, но сохранившиеся яркие эпизоды плавали среди пустоты, никак не связанные друг с другом. Еще более загадочным и неуместным представлялся странный сон со спящим чужаком, которого он как-то знал.

Так и не разобравшись, что к чему, Нико решил, по примеру Эша, искупаться и почистить зубы. Отбросив бесполезные обрывки впечатлений вместе с лохмотьями, в которые превратилась одежда, он достал из дорожной сумки брусок мыла и присоединился к старику, все еще плескавшемуся в неторопливом ледяном потоке. Речушка оказалась довольно глубокой местами, и Нико провел большую часть утра, плавая от берега к берегу, нежась на спине под жарким солнцем да наблюдая за мелькающей под ногами радужной форелью. Усталое, одеревенелое тело понемногу отходило, оттаивало, расслаблялось. Царапины и ссадины, едва попав в свежую, холодную воду, мгновенно напомнили о себе жжением.

Выбравшись на берег и дрожа на ветру, Нико вытерся туникой и вдруг с удивлением обнаружил, что стоит у неприметного кустика, точь-в-точь такого, как и тот, с которого началось их чудное, то ли четырех-, то ли пятидневное путешествие по горам. И ягоды на ветках были такие же: маленькие, черные, маслянистые, с белыми крапинками. Нико указал на куст Эшу.

— Да, мы пользуемся его ягодами, когда уходим, — объяснил старик и, заметив, что юноша помрачнел, добавил: — Не волнуйся, мы пробудем здесь еще много лун.

Они уже оседлали мулов и начали подъем со дна долины, когда Нико почувствовал, что за ними наблюдают, и скользнул взглядом по камням.

— Зря стараешься, — только и сказал Эш, прежде чем пришпорить мула.

Путь к монастырю занял больше времени, чем казалось вначале. Над многочисленными каминными трубами струился дымок, ставни распахнулись, и пустые, без стекол, окна встречали новый день. По мере приближения к окружавшему монастырь леску им все чаще попадались огороды, в которых работали люди, представлявшие, судя по цвету кожи, разные народы, но одетые в одинаковые черные рясы. Обливаясь потом под жарким горным солнцем, одни перебрасывались шуточками и смеялись, другие трудились молча, в одиночку, и не позволяли себе отвлекаться.

Многие, завидев Эша, приветственно вскидывали руки со сжатыми кулаками; другие кланялись, сложив перед собой ладони и мягко улыбаясь.

— Эш! — воскликнул пожилой мужчина с улыбкой во весь щербатый рот и, подобрав грязный подол, с важным видом шагнул им навстречу. Одного примерно возраста с Эшем и схожими чертами лица, он был плотнее, а волосы, черные, с сединой, носил собранными в пучок. — Клянусь Дао, я думал, ты давно мертв и похоронен во льдах.

— Как ты, дружище? — спросил Эш.

— Теперь, когда ты снова с нами, уже лучше. Вижу, вернулся не один, да?

— Это мой ученик. — Эш ткнул пальцем через плечо. — Нико, поздоровайся со старым дураком. Его зовут Кош.

Нико вымученно улыбнулся, и Кош выкатил изумленно глаза.

— Молчун, — добродушно усмехнулся он.

— Едва ли. Просто открывает рот в самый неподходящий момент.

— Ладно, — кивнул Кош. — Не буду задерживать. Устраивайтесь. Но вечером надо встретиться. Выпьем, расскажешь о своих приключениях. — Он похлопал по крупу мула, и животное послушно продолжило путь. Нико последовал за Эшем, но обернулся и увидел, что старый рошун провожает его наставника почтительным поклоном.

— Эти деревья... — начал он, когда они свернули на усыпанную гравием дорожку. Невысокие, с золотисто-бурой корой, деревца укрывались от солнца медно-красными кронами, в которых мелькали рыжеватые, в форме звездочки цветы. Ничего похожего Нико никогда еще не видел.

— Они называются мал и. Сюда их тоже завезли с Островов. От них мы получаем печати.

— Из их семян?

— Да.

— Так их семена вырастают в печати?

Эш вздохнул.

— Семена и есть печати. Впрочем, те деревья, что ты здесь видишь... они уже не дают плодов. — Старик коснулся пальцами мертвой печати, что по-прежнему висела у него на шее. — Знаешь, что я с ней сделаю? Найду подходящее место на краю леса, положу в землю, и скоро — так скоро, что ты и не поверишь, — из нее вырастет такое же дерево. Но, как и остальные здесь, оно не даст потомства, потому что произойдет из мертвой печати.

— Значит, этот лес... все эти деревья... — Не договорив, Нико в изумлении обвел взглядом лес. Ветер вдруг стих, и деревья застыли в угрюмом молчании. — Они выросли из печатей мертвых?

— Да, все до единого.

На открытой площадке перед монастырем несколько человек практиковались в стрельбе из лука. Здесь же, совершенно не обращая внимания на летающие над их головами стрелы, бродили, пощипывая травку, с дюжину горных овец.

На глазах у Нико старейший из лучников, согбенный старик, выступил вперед. Может быть, он даже улыбался, хотя сказать наверняка было невозможно — кожа на лице обвисла так, словно могла в любой момент сползти с него. Другие притихли. Старик положил стрелу, сделал глубокий вдох и задержал дыхание. Потом вдруг выпрямился, натянул тетиву, выпустил стрелу и замер в последней позиции, пока стрела, упав с неба, не воткнулась в самый центр далекой мишени.

— Ха! — одобрительно воскликнул Эш.

Протиснувшись через узкий боковой проезд, путники попали во двор, окруженный со всех четырех сторон монастырскими стенами. В центре двора, огороженные выкрашенным белой краской частоколом, стояли семь деревьев мали. Какая-то особенная тишина висела над этим уединенным местом с десятью или двенадцатью неподвижными фигурами в черном, сидевшими спиной к дереву, поджав ноги. Погруженные в медитацию, они не замечали ничего вокруг и не обратили внимания на прибывших. Исключение составил один, крепкий, бородатый алхаз в черном, без рукавов казоке. Увидев Эша и Нико, он зевнул, поднялся и направился к ним.