Фарландер - Кол Бьюкенен

— Вернулся, — только и сказал алхаз, когда путники спешились.

— Бараха. — Эш тоже обошелся без приветственных слов.

Алхаз едва заметно кивнул.

— Неплохо выглядишь для человека, которого считали мертвым.

— Едва разминулся, — признался Эш, поглаживая нетерпеливо тянущего в сторону мула. — Что здесь нового?

— Ничего интересного. — Бараха пожал могучими плечами. — Мы все молились за твое благополучное возвращение. — Он положил руку на морду мулу и посмотрел ему в глаза. Животное напряглось и притихло. — Это кто?

Поняв, что речь зашла о нем, Нико оторвал глаза от медитирующего в центре двора рошуна и посмотрел на алхаза. Тело его и даже бородатое лицо покрывали многочисленные татуировки в виде коротких надписей, выполненных характерным для алхазов плавным почерком. Священные стихи, решил Нико, слышавший, что эти обитатели пустыни любят украшать себя подобным образом. Темные внимательные глаза оценивающе пробежали по нему, но не задержались.

— Мой ученик, — ответил Эш, и Нико заметил, как выражение лица алхаза на мгновение изменилось: мышцы дрогнули, зарегистрировав удивление.

Бараха снова посмотрел на него, уже внимательнее, и улыбнулся.

— Ему придется сильно постараться, чтобы быть достойным учителя.

А улыбка-то фальшивая, подумал Нико. Уж не смеется ли над ним этот здоровяк? Внутри полыхнула злость. Желание отличиться, как-то проявить себя затмило все остальное.

— Почему они стоят здесь? Отдельно? — Он указал на огороженные белым частоколом деревья в центре двора.

— Отдельно? — Бараха оглянулся.

— Мастер Эш рассказал, что вы закапываете мертвые печати на краю леса. Интересно, почему эти семь не там, а здесь.

— А сам угадать не хочешь? — спросил алхаз.

Нико потому и спросил, что уже догадался.

— Ну, я бы предположил, что эти выросли из печатей, которые еще дышат. Значит, они и семена дадут.

Бараха чуть заметно кивнул.

— Что-то я не узнаю твой акцент. Ты откуда?

— Из Бар-Хоса, — ответил Нико и с удивлением отметил, что в его голосе прозвучали нотки гордости.

— Мерсианец? Ну конечно. Как это я не подумал. Ростом не вышел, и кости торчат. — Алхаз снова улыбнулся. И снова, как показалось Нико, насмешливо.

— Мы не так уж плохи. По крайней мере, маннианцев сдерживаем уже десять лет.

— Верно. — Бараха дотронулся до шеи второго мула, и животное вздрогнуло. — Но пока ты здесь, от таких заявлений удержись. Может, твой мастер не все тебе объяснил. Народ здесь разный, из всех уголков Мидереса. Политику мы не трогаем.

— В таком случае тебе бы и самому лучше не провоцировать, — негромко сказал Эш.

Алхаз в упор посмотрел на Фарландера. Тот спокойно встретил его взгляд.

Бараха фыркнул, повернулся и, не сказав ни слова, зашагал прочь.

— Тяжелый человек, — проворчал, провожая его взглядом, Нико.

— В пустыне такими и вырастают, — объяснил Эш. — Еe необъятная пустота наделяет их большим воображением. Я бы посоветовал тебе не задираться и никого не провоцировать. Особенно вот таких. А теперь идем. У нас еще много дел до обеда.

Пока чистили мулов и получали новую одежду, время полуденной трапезы уже миновало, так что пришлось довольствоваться остатками киша и рагу. Из столовой Эш сразу отвел Нико к общей комнате, где ему предстояло жить с другими учениками, и оставил у двери — мол, дальше сам.

Оставшись один, Нико испытал неожиданно острое ощущение потерянности. Новая черная ряса показалась вдруг тяжелой и неудобной, к тому же от нее пахло сосновыми иголками. Несколько секунд он стоял, собираясь с силами, настраиваясь, как учил старик, потом решительно толкнул дверь.

Комната была большая, с каменным полом и потолком из полированных деревянных брусьев. Окна на противоположной стене выходили во двор. Вдоль другой стояли койки. Учеников было лишь двое, и оба сидели на кроватях. Один, с сосредоточенным выражением лица, зашивал дырку на рясе. На вид не больше пятнадцати. Белое белье висело на нем свободно. Второй лежал на спине и читал книгу. Примерно того же, что и Нико, возраста, с длинными, сияющими под солнцем волосами цвета соломы. Когда Нико вошел, оба, словно по команде, посмотрели на него.

Он неопределенно кивнул, поискал глазами незанятую койку и, обнаружив таковую, подошел к ней. Стоявший у ног сундучок был пуст.

— Привет. — Светловолосый отложил книгу, поднялся, прошел через комнату и протянул руку.

Прежде чем ответить рукопожатием, Нико несколько секунд смотрел на нее.

— Ты, должно быть, ученик мастера Эша, — сказал блондин и, заметив на лице Нико озадаченное выражение, пояснил: — Новости здесь разлетаются мигом. За обедом о тебе только и говорили.

— Понятно.

— Меня зовут Алеас, а того — Флорес. Он никакой не грубиян, не думай. Просто у него языка нет.

Словно в подтверждение сказанного, Флорес повернулся и широко открыл рот, демонстрируя отсутствие названного органа. Нико смущенно улыбнулся и отвернулся, пожалуй слишком поспешно.

— Нико, — представился он и принялся раскладывать нехитрые пожитки.

— Мы уже знаем. Мой мастер предупредил, чтобы я держался от тебя подальше.

— Твой мастер? — Нико поднял голову.

— Да, Бараха. Я так понимаю, что ты с ним уже познакомился.

— По-моему, твой мастер слишком быстро судит о людях.

— Он считает, что мы подеремся, ведь ты — мерсианец, а я — имперский, — объяснил Алеас, не спуская с Нико внимательных, умных глаз.

Пришлось ответить ему таким же твердым взглядом. «Имперский? То есть я стою лицом к лицу с врагом? Странно, но никакого ужасного впечатления он не производит».

— Ну, как оно?

— Извини?

— Не воротит? Ты ведь разговариваешь с мерзким маннианцем.

Нико ненадолго задумался.

— Нет, ничего такого. Сказать по правде, у меня сегодня голова раскалывается, так что какие-то выводы делать рано.

Алеас широко улыбнулся:

— Ладно, рад познакомиться.

Нико старался как можно быстрее освоиться в новом окружении, но поначалу пришлось непросто.

Кроме него, в монастыре было девять учеников, все мужчины. Причем женщинам, как ему рассказали, отнюдь не запрещалось вступать в орден — их просто не привлекали, а они сами себя не предлагали.

В общении все молодые люди пользовались Торгом, пересыпая речь словечками и выражениями из родных, более древних языков. Едва ли не первым, что Нико усвоил в монастыре и что немало его порадовало, был набор ругательств, многие из которых он услышал впервые.