Таинственная река - Деннис Лихэйн

Дэйв склонился над яичницей. Он слышал, как мать, выйдя из кухни и топая ногами по прихожей, снова забубнила «Старик Макдоналд».

Вот и сейчас, стоя во дворе с саднящими фалангами пальцев, он словно слышал, как она произносит эти два слова. У старика Макдоналда была ферма, на которой все было в идеальном порядке. Все делалось как надо, сеялось, выращивалось, созревало, собирался урожай — все шло как по маслу. Все были довольны, даже куры, цыплята и коровы. Никто не испытывал желания поговорить о чем-нибудь или обсудить что-нибудь, поскольку ничего плохого не происходило и никто не имел никаких секретов, поскольку секреты приносят одни несчастья людям, тем людям, которые не едят яиц с этой фермы; людям, которые залезают в машины, откуда пахнет яблоками, где сидят странные мужчины; людям, которые пропадают вместе с этими мужчинами на четыре дня, а потом, вернувшись домой, узнают, что все, кого они знали, тоже пропали, а вместо них появились их двойники с насмешливо-презрительными лицами, которым не надо ничего, кроме как только послушать твой рассказ о том, что с тобой случилось. Им нужно только это, и ничего больше.

Первое, что увидел Джимми, подъехав по Роузклер-стрит к входу в парк, был фургон К-9, припаркованный на Сидней-стрит; задние двери фургона были открыты, и два полицейских кинолога выводили из фургона шестерых вертлявых немецких овчарок на длинных кожаных поводках. Он прошел от церкви до Роузклер-стрит, изо всех сил стараясь идти, а не бежать, и влился в немногочисленную группу зевак, стоявших у перекрестка с Сидней-авеню. Они стояли у подножия пологого подъема, который вел на виадук, переброшенный над автострадой и Тюремным каналом; по ту сторону виадука Роузклер-стрит, потеряв свое название, становилась Валенцским бульваром, а потом, выйдя из Бакингема, превращалась в Шаумутский бульвар.

Позади того места, где собралась толпа, можно было встать на старую стену из монолитного бетона высотой примерно пятнадцать футов; стена эта раньше перегораживала Сидней-стрит, образуя тупик, и до сих пор была огорожена поверху проржавевшими перилами, находившимися на уровне коленей. С нее можно было видеть почти всю улицу, пересекающую с севера на юг «Квартиры» в районе Ист-Бакингема. Всего в нескольких ярдах к востоку от того места, откуда открывался широкий вид на окрестности, перила спускались к лестничному пролету, ступени которого были сложены из пурпурного известняка. Будучи детьми, они иногда приходили сюда, садились в тенечек и, перебрасывая друг другу литровые бутылки из-под пива «Миллер», наблюдали за тем, как тень от бутылок мелькает по белому киноэкрану. Иногда они брали с собой Дэйва Бойла, но не потому, что Дэйв им нравился, а потому, что он смотрел почти все фильмы, выходившие тогда в прокат. Запьянев от пива, они просили Дэйва озвучивать для них фильмы, поскольку оттуда они видели только изображение на экране, а Дэйв так поднаторел в этом деле и так научился владеть своим голосом, что каждый персонаж у него говорил в присущей ему манере. А потом Дэйв вдруг проявил себя в бейсболе, переехал в Дон-Боско, где хоть и не блистал успехами в науках, но стал суперзвездой в бейсболе, и они уже не могли больше приглашать его в свою компанию для того, чтобы над ним посмеяться.

Джимми не мог понять, почему все это так внезапно всплыло в его памяти и почему он неподвижно стоял у перил и во все глаза смотрел вниз на Сидней-стрит, пытаясь понять, для чего им потребовались собаки, которых с такой быстротой и нервозностью вытаскивали из фургона, что бедные животные наверняка отбили себе лапы об асфальт. Один из кинологов поднес к губам рацию, когда в небе над верхним городом появился вертолет, похожий на толстую пчелу; Джимми, часто моргая глазами, смотрел на него, а вертолет после каждого моргания становился все толще и толще, он летел сюда.

Женщина-полицейский стояла внизу у лестничного пролета, две полицейские машины и несколько мужчин в форме находились чуть подальше на Роузклер-стрит, а две другие полицейские машины и несколько мужчин в форме стояли на дороге, образуя оцепление перед въездом в парк.

Лая собак не было слышно. Джимми повернул голову назад и только тут понял, что беспокоило его с первого момента, когда он их увидел. Собаки яростно скребли по асфальту всеми своими когтями, и это было осмысленное действие, позволяющее им сосредоточиться на предстоящей работе, подобно тому, как солдаты маршируют и разминаются на плацу перед тем, как начать боевые упражнения. И Джимми почувствовал ужасающую, недоступную людскому пониманию способность, скрытую в их черных мордах с блестящими носами, их поджарых боках, их горящих, как раскаленные угли, глазах.

Остальное пространство Сидней-авеню напоминало толпу во время беспорядков. Улица была заполнена копами; копы методически в определенной, ведомой только им последовательности осматривали кусты и траву, окаймляющие дорогу, ведущую в парк. Со своего места Джимми видел часть парка, в которой тоже были полицейские; голубые форменные рубашки и куртки землистого цвета перемещались повсюду на фоне зеленой травы, переговариваясь друг с другом; сейчас, по всей вероятности, шел тщательный осмотр опушки парка.

Вниз по Сидней-авеню, где находился фургон К-9, несколько детективов в штатском стояли, потягивая кофе, но никто из них не вел себя так по-дурацки, как это обычно принято у копов, то есть не похвалялся перед коллегами боевыми подвигами, совершенными во время предыдущего дежурства. Джимми чувствовал, что волнение его все усиливается — из-за собак; из-за молчаливых копов, собравшихся около своих машин; из-за вертолета, переставшего быть похожим на пчелу, когда он с грохотом на низкой высоте пролетел над Сидней-авеню и скрылся в парке за рощицей из пересаженных деревьев и за экраном кинотеатра.

— Привет, Джимми.

Это был Эд Дево. Он, раздирая зубами целлофановый пакетик с драже «М&М», толкнул Джимми в бок локтем.

— Что здесь происходит, Эд?

Эд пожал плечами.

— Это уже второй вертолет. Первый кружил над моим домом примерно полчаса назад. Я говорю жене: «Дорогая, у нас тут начинается свой Уоттс[9], похоже на то?» — Он бросил в рот несколько драже и снова пожал плечами. — Ну вот, я и пришел сюда узнать, из-за чего вся эта суматоха.

— Ну, а что говорят?

Дево развел руками.

— Да ничего. Они отгородились и охраняют эту зону более внимательно, чем моя мамаша свой кошелек. Но здесь что-то серьезное, Джимми. А иначе для чего, черт возьми, им наглухо перекрывать Сидней-авеню — копы и ограничительные ленты на Кресенд-стрит, Харборвью, Судан, Ромсей, в общем, на всем пути до Данбоу. Это я сам слышал. Люди, живущие на этой улице, не могут выйти из домов, но всем на них наплевать. Я слышал еще, что они пригнали катера в канал, а Бу Деркин сказал мне по телефону, что видел из окна водолазов. — Дево поднял руку и ткнул указательным пальцем в направлении парка. — Посмотри-ка туда.