Пленники Амальгамы - Владимир Михайлович Шпаков

сломит, даже Ковач не понимает, истина кроется за мелкими строчками на латинице или полная туфта. Душа человека – потемки, но и та химия, что долбит по душе из всех калибров, не менее темна. Сегодняшнее благо оборачивается проблемой завтра, а послезавтра становится ужасом ужасным!

– Почему в багаж не сдаете? – звучит стандартный вопрос.

– Препараты дорогие, я несу за них ответственность. А ваши багажные службы, сами знаете…

Он может себе позволить такие намеки; знает и то, что в финале вежливо извинятся и препроводят в зону вылета. В такие минуты он чуял: за его спиной – могущество, незримая сила, толкающая в спину, как самолетный двигатель. И крылья появляются, как у самолета, который доставит нужную рабочую молекулу в любой уголок страны. Где-то далеко, за тысячи километров, высоколобая братия корпит над пробирками, монтируя молекулу. Долго корпит, втайне от конкурентов, дабы не слямзили плоды трудов праведных. Ну вот, готова! Теперь на фармацевтическую фабрику, где другие спецы запихают молекулу в привлекательную облатку, запакуют в красивую коробочку и… Нет, не выбросят на лекарственный рынок, то есть выбросят, но не сразу. Мы же гуманисты, мы ученые фантазии на зуб проверяем, на излом и пользу, значит, препарат надо апробировать. Понятно, вначале на мышах, но мы ведь не мышам съехавшую крышу собрались выправлять, им не нужно. А вот свихнувшимся сапиенсам молекула нужна позарез, во всяком случае, так утверждают производители. И те, кто за ними стоят, перекатывая в карманах золотые гульдены, то же самое утверждают, поэтому испытания молекул проходят, как правило, тихо и успешно. Далее получение патента, высоколобым – регалии на грудь, производителям – загрузку конвейеров, обладателям гульденов – приумножение богатств. Выигрыш безумцев, глотающих пущенные в серию препараты, менее очевиден, но кто их спрашивает? Пусть радуются, что на них нормальные люди пашут, ради них, тронутых и стукнутых, из кожи вон вылезают!

Увы, ощущение могущества сменялось тоской еще до прохода на посадку. Ковачу выпало встроиться в замысловатую цепочку, обеспечивающую билеты в бизнес-класс, проживание в лучших гостиницах, ну и возможность сбежать от проблем. Но покоя на душе не было, за ним тянулся шлейф из просьб, слез, чужих надежд и собственных обещаний. Андрей – всего лишь эпизод (признаем – неудачный), а сколько требуют повторных сеансов? Сколько в очереди стоят? Вот где ошибка – не надо ничего обещать! Не надо нигде выступать! И статей о методе, который не отработан, писать не надо!

– Месье Ковач, вы новым Фрейдом вздумали стать? Или, может, новым Блейлером?

– Пошел к черту!

– Фу, как грубо! Вас что, месье, не выучили во Франции хорошим манерам?! И вы точно так же выступали перед уважаемыми европейскими коллегами?!

– Тебя не касается, перед кем я выступал. Кстати, начальству ты об этом настучал?

– Бог с вами, месье! О вас уже легенды ходят, мифы и так далее. Народная молва виновата!

В такой манере они пикировались с одним из заклятых друзей – Борькой Земцовым. Коллега и давний знакомый, он в последнее время не упускал возможности вставить шпильку, а после поездки Ковача во французское местечко Премонтрё и его выступления на конгрессе психотерапевтов иначе, как «месье», не называл. Они все, давние и недавние, вдруг отодвинулись, хотя с чего бы? Во Францию полетел за свой счет, вовсе не в бизнес-классе, там тоже обеспечили лишь койко-местом. Но те, с кем работал бок о бок, уже почуяли чужака и сделали стойку. Потому, собственно, и уцепился за предложение – стать курьером-исследователем, что будет развозить по психлечебницам молекулы в облатках и анализировать результаты воздействия. Их клиника уже давно обрела научно-исследовательский статус, и зарубежные фармкомпании то и дело стучались в двери, дескать, исследуйте! Опробуйте! Дайте санкцию, чтобы министерские, в свою очередь, дали санкцию, и мы наконец добрались бы до аптечных прилавков! Тут-то и подвернулась вакансия для Ковача, который без всякой охоты вел больных на отделении, а наукой деятельность родного коллектива вообще отказывался признавать. Плюс к тому ползущие слухи о его домашних сеансах, и вишенка на торте – приглашение в Премонтрё! Что тогда делать? Правильно: де-юре пребывать в системе, де-факто отсутствовать, колеся по городам и весям, чтобы не видеть ни косо поглядывающее начальство, ни коллег, что не умеют скрыть зависть вкупе с неприязнью. И если бы не треклятый шлейф…

Те, кто составлял шлейф, возникали ниоткуда, зато регулярно. Телефонным ли звонком проявлялись, стуком в дверь, электронным письмом… Он уже дважды заводил новые адреса, так все равно узнавали, чтобы писать километровые письма с изложением анамнеза и криком души – помогите! Во дворе, случалось, ловили, а то и прямо у входной двери. Или вылавливали Валерию, упрашивая воздействовать на того, кто мог, по идее, помочь. А с чего они взяли, что помогут?! Он никому ничего не обещал, не давал гарантий, только несчастным разве объяснишь? В окно готовы залезть, по лестнице на коленях ползти, и любой отказ воспринимался как трагедия. А ведь он не бог, не волшебник, у него на носу развод, и этот фактор был особенно болезненным.

– Вон, твои маячат, – сказала недавно Валерия, глядя в окно, – вчера приходили, когда ты был на службе. Я сказала: «Зайдите завтра», они и явились…

– Местные? – спросил Ковач.

– Нет, из Питера приехали…

Отодвинув штору, он увидел полноватую женщину в цветастом платье, а рядом – то ли парня, то ли девушку в обвисших джинсах и свитере. Похоже, все-таки девушку, судя по длинным, висящим паклями волосам. Ее тащили за руку, что-то пытаясь внушить, а та, опустив голову, не желала сдвигаться с места.

– Кстати, мамаша денег предлагала, но ты ведь не берешь! Интересно почему? Столько энергии тратишь, и все за так!

Ковач смолчал, и Валерия продолжила:

– Еще рисунки показывали. Майя – это дочь так зовут – художественную школу закончила, умеет рисовать и портреты, и автопортреты. Подготовилась, короче, по полной программе.

– И как рисунки?

– Мрак и ужас. То есть девушка явно небездарна, но темы и колорит говорят сами за себя.

Между тем мамаша сломила упорство дочери, и парочка начала медленное движение к парадной.

– Пойду встречу… – забормотал он, спеша в прихожую.

– Иди, иди… Только если они окажутся дома – тут не окажется меня. Имей это в виду!

Это и предопределило итог короткой беседы. Ему было бы интересно поработать с подготовленной пациенткой (большинство-то приходилось учить с нуля), но личный анамнез исключал такой расклад. Будь Валерия в отъезде, другой вопрос, а так – пришлось соврать, что сам вскоре уезжает, и разве что по возвращении…

– Ну да,