Фарфоровая жизнь - Алла Полянская

И Тине тоже казалось важным – сохранить то, что сделали люди, голоса которых давно умолкли. За них говорят здания, картины, предметы искусства и быта. Люди ушли, а это осталось, чтобы говорить о людях – и за людей.

Да, это тоже прошлое, которое нельзя изменить, но знание этого прошлого не нанесет Тине вреда, и оно может принадлежать ей, раз уж ее собственное прошлое оказалось под запретом. И это прошлое мира, прошлое людей, которых давно оплакали, и оплакавшие тоже мертвы – оно общее, и его можно ощутить, как ощутить свою принадлежность к миру людей. И смотреть широко раскрытыми глазами, и ощущать покой и целостность.

Потому ей нужно уехать.

Тина вздохнула – решение принято, и толковать здесь больше не о чем.

– Ты чего полуночничаешь?

Это Василиса обнаружила отсутствие Тины и пошла искать ее.

– Пить захотелось.

Василисе незачем знать, что решила Тина. Конечно, Василиса замечательная, но ее деятельная натура вряд ли приемлет методику отсечения эмоций. А рассказывать Василисе о блюде с печеньем и круглом столе, под которым была полированная гладкая ножка, глупо. Потому что это может быть просто сон.

– Идем спать, что ли.

Тина кивнула – да, спать. Завтра Василиса уедет на работу, а она свяжется с банком, со своим знакомым парижским адвокатом, и если только все не так плачевно, как кажется, она уедет. Кто-то отнял у нее дело ее отца? Что ж, так тому и быть. Она ничего не может с этим поделать, а значит, и думать об этом смысла нет. Нужно делать то, что можно каким-то образом исправить, а что можно исправить с бумагами, которые она сама же и подписала – по глупости и беспечности?

И если это означает, что она подвергнет себя опасности или даже погибнет, – значит, так тому и быть.

Когда не ощущаешь ценности жизни, на многие вещи начинаешь смотреть по-другому. Тина поймала себя на том, что она никогда не ощущала необходимости жить. Ее научили сохранять равновесие и выживать, но, по большому счету, именно ей было на этот вопрос плевать. Между жизнью и не жизнью грань очень тонкая, изучая разные культуры, Тина поняла: смерть одного человека, равно как и миллионов, ничего не меняет в судьбе мира. Человек просто перестает быть, и тут лишь важно, что после него осталось живущим. И если не осталось ничего, то жил он зря.

* * *

– Инна, не дави на меня!

Геннадий Щелканов решил, что тот день, когда он у палаты Реутова познакомился с Инной Шатохиной, вполне можно назвать черным.

– Гена, я на тебя не давлю. – Шатохина прошлась по тесному кабинету Геннадия, сердито блестя кошачьими хищными глазами. – Просто время дорого. Что вы, гении, еще выяснили об этом неуловимом Тобольцеве?

– Кроме того, что парень когда-то просто присвоил это имя? – Геннадий хмыкнул. – Только то, что его вроде как вообще не существовало до того дня, как он объявился в компании Штерна. Ни отпечатков пальцев в базах, и программа распознавания лиц Интерпола ничего не выдала, ноль информации, зеро! И откуда он вынырнул, и что знал о нем Штерн, теперь выяснить будет сложно, на это требуется время, а ты подгоняешь меня.

– Подгоняю, потому что след остывает, Гена. – Шатохина прошлась от окна к столу и села напротив. – След остывает, а полиция ищет не того, кто такое сотворил с Дэном, а убийцу этого самозванца Тобольцева, а я теперь сомневаюсь, его ли нашли убитым в том доме.

– Зато теперь полиция знает, что за мадам убили с ним на пару. – Геннадий самодовольно ухмыльнулся. – Это Мила Леонтьева, жена партнера Тобольцева, сегодня официально была опознана супругом, Михаилом Леонтьевым, Олег взломан комп следователя, вот отчет.

– Забавно. – Инна пробежала глазами отчет. – Но имеет ли это значение? Нужно выяснить, кем на самом деле был Тобольцев, потому что это подозрительно: явился невесть откуда, и Штерн приблизил его, хотя дядька он был своеобразный и просто так никому не доверял. Леонтьев… Знакомая фамилия, но вот имя…

Геннадий пожал плечами.

– Михаил Леонтьев, сорок пять лет, партнер покойного Штерна и владелец сорока процентов бизнеса.

– Нет, я эту фамилия слушала в связи с…

– Да, он сын Владимира Леонтьева, того самого.

Инна кивнула, задумавшись. Немудрено, что фамилия показалась знакомой – имя Владимира Леонтьева знали многие и за пределами Александровска. Его «золотой офис» находился в центре города, а сеть ломбардов охватывала не только город. Но это был легальный бизнес, а Инна знала и о нелегальном, о котором знала и полиция, но доказать не могла – наркотики, изготовление, транспортировка, сбыт, и за многими преступлениями стоял именно Леонтьев. Но его ни разу официально ни в чем не обвинили, слишком хитер старый лис.

– А сын, значит, не захотел в папашин бизнес – но денежками не погнушался. – Инна покачала головой. – Ну, у него и выбора-то особого не было, собственно. Нужно бы покопаться и вокруг старшего Леонтьева, под каждый камень заглянуть, не может быть, чтоб вот так-таки ничего не нашлось, хоть какой-то зацепки, так же не бывает. Не мог этот Семен Тобольцев ниоткуда появиться.

– Инна, я ищу, правда. Тут вот отчеты из лаборатории – похоже, убитый все-таки был именно Тобольцевым, и тогда непонятно, зачем был похищен его труп.

Инна кивнула – что ж, значит, что-то было в самом теле, но что?

– Значит, будем считать, одной головной болью стало меньше, оба трупа опознаны. Интересно, кем он был, откуда он появился, этот Тобольцев, что в нем было такого, что хотели скрыть похищением тела?

– Пока не знаю, ищем. Тут вопрос даже не в том, что он вынырнул около Штерна, большие деньги всегда привлекают различного рода проходимцев, желающих так или иначе откусить кусок пирога. – Геннадий пустил на печать какие-то документы, загудел принтер. – А тут ведь парень не просто продвинулся у Штерна по карьерной лестнице, но и стремительно женился на его дочери Тине – боюсь, для него это была не слишком удачная сделка, потому что дочка Штерна весьма своеобразная.

– То есть?

– Сама взгляни.

С монитора на Инну смотрела чопорная девица в английском твидовом костюме. Рыжеватые, слегка волнистые волосы собраны в строгий пучок, большие очень синие глаза на узком породистом лице, брови вразлет и тонкий нос, пухлые губы капризной куклы – и изящная линия подбородка. Но взгляд отсутствующий, углубленный в себя, и дело тут явно не в наркотиках.

– Глаза странные, – Инна перелистнула фотографии. – Марсианка какая-то. Что с ней не так?

– Думаю, с ней все не так. – Геннадий кликнул мышью, из принтера начали выползать страницы. – Бери и читай, я это повторять не в состоянии.

– Что это?

– Некое старое уголовное дело. – Геннадий нахмурился. – Не то, что по итогу попало в архив, а изначальное. Хранится в одном очень специфическом архиве, который Олег вчера взломал. Мы ничего не воровали, просто скопировали, но мне достаточно было прочитать это один раз, чтобы понять: второй раз я его читать не стану и пересказывать тоже.