Когда ад замерзнет - Алла Полянская

Развлекайтесь, ребята, — но отныне это без меня.

Так что Игорь Васильевич мне активно симпатичен, и я готова сотрудничать со следствием, но я и правда ничего не могу рассказать, я ничего не знаю по сути вопроса.

— Нальете мне чайку?

Игорь Васильевич расположился на Розиной кухне вполне свободно, словно у старых знакомых. Я так не умею, в чужом месте и в незнакомой компании всегда ощущаю сильнейший дискомфорт, а вот Игорь Васильевич не имеет таких проблем.

— Конечно. — Роза наливает ему чай и пододвигает корзиночку с печеньем. — Угощайтесь, сама пекла.

— Спасибо, с удовольствием.

Игорь Васильевич улыбается, а я вам уже говорила, что он очень симпатичный мужик? Ну, да, говорила.

— Так что там? — Роза с тревогой смотрит на гостя. — Скелет один?

— Один. — Игорь Васильевич с удивлением смотрит на Розу. — А сколько вы ожидали?

— Нет, ничего. И… кто там, есть предположения?

— Конечно. — Полицейский есть полицейский, и он затеял какие-то игры, но я сейчас — просто предмет обстановки, я сливаюсь с интерьером. — Женщина, лет тридцати — тридцати пяти, две раны: одна в область головы, удар тупым тяжелым предметом, предположительно обухом топора, вторая рана была на шее, глубокая резаная рана, даже позвонки повреждены. Под телом лежала связка ключей, очень большая, штук сто, не меньше. Ну, а причина смерти очевидна — горло перерезано весьма решительно, одним ударом ножа.

— Ужас какой…

— Да, время смерти — примерно тридцать лет назад. — Полицейский отпил из чашки и потянулся за печеньем. — Никто не пропадал в это время, не помните?

— Мне тридцать два года. — Роза рассмеялась. — Даже если что-то такое было, я не знаю об этом, а разговоров не слыхала никогда. А знаете что? Нужно у моей мамы спросить и у Мишиного отца. И у тети Лутфие, они могут что-то вспомнить. И Мария Дмитриевна тоже могла бы что-то сказать, но она давно из ума выжила, спрашивать и смысла нет, но она тут шестьдесят лет прожила.

— Да я в архивах могу посмотреть, но думал — может, вы навскидку что-то вспомните. — Игорь Васильевич переводит на меня взгляд. — Что, Линда, из огня да в полымя?

Ну, очень похоже, что так оно и есть.

— Жаль, что так вышло. — Игорь Васильевич качает головой, глядя на меня. — Рита к тебе завтра заехать в гости собиралась, беспокоится о тебе. Ну, и расскажет кое-что, а я, собственно, вот чего от тебя хотел.

Чего он мог от меня хотеть, интересно…

— Ченцова Лилия Витальевна — твоя племянница?

Ах да, Лизкина вечно визжащая девчонка, конечно же.

— Ну, да. Ее моя младшая сестра забрала к себе.

— Ну, так сестра твоя месяц тому назад сдала ее в приют. — Игорь Васильевич пристально смотрит на меня, ожидая, видимо, какой-то реакции, но мне вообще нечего ему сказать. — Девочка домашняя, попала в детский дом, ей всего три с половиной года, для нее это огромный стресс. Она отказывается от еды, от любого взаимодействия, а при живой матери, которую не лишили материнских прав, она не подлежит удочерению. Такие вот дела.

Ну да, дела так себе, но я-то тут каким боком?

— Вчера я говорил с директрисой детского дома, мы с ней приятельствуем, и она позвонила и попросила меня, чтобы я тебя нашел. И так уж сошлись звезды, что я знал, где ты. Конечно, я не выдал ей твой адрес, ты просила никому его не называть, но я сказал, что знаком с тобой и знаю, где ты живешь, но поскольку ты просила не беспокоить тебя, то мне нужен официальный запрос, и даже не мне, а в соответствующее подразделение, и это займет время. И директриса это понимает, тем не менее она хотела спросить — не заберешь ли ты племянницу к себе, ведь больше никаких родственников у нее нет, насколько я могу судить, а девочке очень тяжело в приюте.

Да уж понятно, что не сахар, никто же не бежит ублажать ее по первому визгу, как это делали мои родители. В приюте таких пара сотен, на каждый визг не набегаешься.

— Есть вторая сестра, вот пусть она и забирает, она ее нянчила с рождения, а меня девчонка совершенно не знает, она и видела-то меня эпизодически, я ей чужая, по сути. Или вот тетка, дом она заграбастала — пусть и девчонку берет…

— Забыл сказать. — Игорь Васильевич продолжает рассматривать меня, как какое-то редкое насекомое. — Твоя вторая сестра позавчера пострадала в драке, прямо в вашем доме — ну, в родительском доме. Мы пока выясняем, что там произошло, арестовали твою тетку и двоих молодых людей, которые предположительно причастны к преступлению, но Екатерину сильно избили, она сейчас в коме, и врачи считают, что она не выживет. Правда, она успела дать показания, когда поступила в стационар, но потом развился отек головного мозга и…

Даже не предполагала, что у Катьки был какой-то головной мозг, но раз там развился отек, врачи лгать не станут, он у нее был, просто она им никогда не пользовалась. Ну, надо же, как быстро бегает карма.

— Если вы думаете, что я помчусь справляться о ней, а тем более как-то помогать, вы ошиблись.

Я даже хоронить ее не собираюсь, если она решит умереть, да и с чего бы. Муниципальная могила на кладбище для бомжей — вот правильное место для «девочек». Летом там бурьян выше головы и плодятся степные гадюки, самая для них подходящая компания. И пусть Роза смотрит на меня с немым укором и осуждением, но сейчас она пусть лучше молчит, раз ничего не знает о «девочках».

Я вампир, у меня нет родственных чувств к тем, кто обратил меня, сделал меня тем, что я есть. Катька ввязалась в драку и сейчас при смерти в больнице? Ну и хрен с ней, пусть подыхает. Девка Лизкина в интернате? Ничего, Лизка же когда-нибудь выйдет из тюрьмы и заберет ее.

Я не отдам им больше ни миллиметра своей жизни, никогда. И мне насрать на то, как на это посмотрит социум. Мы, вампиры, вне любого социума. Мы свободны.

Я свободна.

В тот вечер, когда Лизка разрешила свои семейные противоречия, в мою дверь долго стучали, а я открыла не сразу, потому что в наушниках гремели соревнования по квиддичу между Гриффиндором и Слизерином, и я изо всех сил болела за Гриффиндор. И открыла я только тогда, когда сработал мой сотовый — звонила Лизка, и я спросила, чего ей надо.

А надо было просто открыть дверь, потому что сбежавшая Катька вызвала полицию, и вот она, тут как тут.

Они долго не могли взять в толк, как же это так вышло, что я не слышала ни скандала, ни выстрела, но я дала одному из них примерить свои наушники, и матч по квиддичу оглушил его, а Хогвартс оказался недоступен его полицейской извилине, и это нормально, ведь он — магл.

А потом я увидела Виталика — вернее, то, что от него осталось. В соседнем кресле сидела Лизка, в папином кабинете под присмотром Катьки визжала девчонка, а я стояла и смотрела на останки Виталика, а это были именно что останки, потому что выстрел снес ему половину черепа, и я смотрела на этот бардак и думала о том, что и он, и Лизка получили то, к чему шли все эти годы.