Королева Аттолии - Меган Уэйлин Тернер

высились черные скалы.

– Парус быстро перелетит через всю лодку, – пояснил он. – Рея может ударить вас по голове.

Аттолия нехотя пригнулась. Эвгенидес переложил румпель на другой борт, и лодка повернула. Парус перелетел над их головами и с громким щелчком натянул ванты. Лодка накренилась, Аттолия потянулась к высокому борту, но Эвгенидес уже уселся на планшир и откинулся назад, уравновешивая. Лодка выровнялась и, повернувшись боком к ветру, помчалась вдвое быстрее прежнего. Аттолия еще крепче вцепилась в боковой поручень. Отвесные скалы были всё ближе и ближе.

Аттолия еще плотнее стиснула руки. Эвгенидес ловко вел лодку между камней, укутанных белой пеной, и шел прямо к скалам, в которых она не видела ни малейшего просвета, ни единой отметины. Но потом он еще раз шевельнул румпелем, и королева разглядела узкую щель. Значит, они направляются туда. Через минуту с обеих сторон от лодки выросли отвесные стены. Ветер стих, вода успокоилась, лишь вздымалась и опадала в размеренном ритме. Лодка по инерции двигалась вперед, Эвгенидес осторожно маневрировал, огибая ему одному ведомые препятствия.

Постепенно замедляя ход, они вошли в крошечную бухточку, со всех сторон окруженную высокими скалами. Ветра здесь не было, вода разгладилась, засияла отраженным светом луны. Стояла полная тишина, особенно заметная после рева открытого моря.

Аттолия снова села посередине передней банки и уставилась на швертовый колодец.

* * *

– Ваше величество, – тихо произнес Эвгенидес и дождался, пока Аттолия поднимет глаза на него.

Лицо его было спокойно, выражение невозможно прочитать. Глядя на него, Аттолия вспомнила день в зале для приемов, когда она стала королевой не по титулу, а всерьез. Тогдашний капитан гвардии, предшественник Телеуса, устранил ее самонадеянного жениха, и она, оставив баронов свыкаться с реальностью ее правления, удалилась к себе в спальню. Зашла туда в последний раз, а после этого переселилась в королевские покои. Постояла перед гладким серебряным зеркалом, всмотрелась в свое лицо, потрогала: неужели оно и впрямь такое жесткое, каким кажется. В приемном зале ей было тоскливо и страшно, она не знала, исполнит ли капитан свое обещание, но ни страх, ни смятение не отразились на ее лице. С тех пор ее прозвали каменнолицей королевой. Чтобы править, нужна маска, и она была рада, что обрела свою. Интересно, радуется ли своей маске Эвгенидес.

– У вас есть выбор, – заговорил Эвгенидес. – Вы, в сознании или без, можете погрузиться в воду. У меня есть багор, чтобы вы уж наверняка не вынырнули. – Вор подтолкнул ногой лежавший на дне шест. Тот стукнулся о швертовый колодец, и королева, вздрогнув, опустила глаза. Багор был футов пять или шесть в длину и заканчивался двумя небольшими крючьями. Легко представилось, как крючья цепляются за складки ее платья, а Эвгенидес налегает на багор, заталкивая ее все дальше в глубину.

Она бесстрастно встретила взгляд Эвгенидеса. Подумалось: далековато он завез ее, чтобы утопить. Однако она знала: в своей области он очень скрупулезен и не желает оставлять место случайностям.

Он не шевельнулся, лишь заговорил опять:

– Или же вы можете предложить мне то, чего я хочу. Хочу гораздо сильнее, чем погрузить вашу голову под воду и ждать, пока вы испустите последний вздох.

Аттолии сначала казалось, что выбор заключается в том, уходить под воду в сознании или без. Ей и в голову не приходило, что Эвгенидес хочет большего. Она бы на его месте только об этом и мечтала.

– Я хочу стать королем Аттолии, – сказал он.

Аттолия вздрогнула. Окинула взглядом крохотную гавань, прокашлялась и лишь тогда заговорила:

– Хочешь, чтобы я перед смертью провозгласила тебя наследником? Для этого ты выбрал слишком безлюдное место. Тут маловато свидетелей.

– Я не собираюсь становиться вашим наследником, – сказал вор.

– Тогда что же?

– Чтобы стать королем, есть способ гораздо легче, – ответил Эвгенидес и стал ждать, пока она сообразит.

Аттолия распахнула глаза.

– Ты хочешь, чтобы я вышла за тебя замуж? – Она не верила своим ушам.

– Если вам не хочется выходить за мужчину с одной рукой, можете винить только себя.

– И с каких это пор ты вырос в мужчину? – Аттолия приподняла бровь с еле заметным сарказмом.

Эвгенидес не попался на удочку.

– Выбор за вами, ваше величество, – тихо молвил он.

– А если я предпочту умереть здесь?

Наступила полная тишина. Слышался только плеск мелких волн о днище лодки да шелест воды у подножия утесов.

– Тогда в Аттолии начнется гражданская война и придут медийцы, – произнес наконец Эвгенидес. – Они станут править и Аттолией, и Саунисом, а Эддис удалится к себе в горы.

– Без Сауниса и Аттолии Эддису не с кем торговать. Эта страна не может сама обеспечить себя. Если твоя королева уничтожит Аттолию, то уничтожит и свою страну.

– У нее есть пираты.

Королева опять окинула взглядом бухточку. Очень пригодится для страны, не имеющей собственного флота.

– Ах да, пираты. Весьма изобретательно. А сможет ли она повелевать ими?

– Достаточно для наших целей. Достаточно, чтобы Эддис не голодал.

– Надейтесь, надейтесь.

Эвгенидес пожал плечами:

– Эддис – страна небогатая. И не разбогатеет, пока Медия не потеряет власть над этим побережьем. Однако Аттолия и Саунис исчезнут, а Эддис еще долго будет существовать. Нас защитят наши горы.

– А если я не захочу умирать? Выберу жизнь?

– Тогда я провожу вас к моей королеве, и начнем обсуждать брачный контракт. Общими усилиями армии Эддиса и Аттолии смогут прогнать медийцев от побережья и вынудят Саунис тоже заключить мир.

– И ты станешь королем Аттолии?

– Да.

– А я все равно останусь королевой.

– Вы будете править. Я не стану вмешиваться, но у вас появится советник из Эддиса.

– И я буду смотреть, как Эддис взимает дань, выжимая из моей страны последние соки, как истощается казна, как растут налоги, как крестьян угоняют в рабство, как истинными правителями страны снова становятся бароны, они делают что хотят, лишь бы король был сыт?

– А вам не все равно? – спросил Эвгенидес. – Ведь вы, королева, тоже будете сыты.

– Мне не все равно, – прошипела Аттолия и подалась вперед, стиснув кулаки.

Эвгенидес по-прежнему был бесстрастен. Аттолия видела его в лунном свете, но так и не смогла понять, доволен ли он, добившись от нее такого отклика. Она снова села на скамью и взяла себя в руки.

– Да, мне не все равно. Это моя страна.

После долгого раздумья вор заговорил:

– Если я стану королем, с Эддисом будет заключен мир безо всякой дани.

Королева недоверчиво фыркнула, потом ссутулилась, укутав руки платьем, чтобы согреть. Она промокла и замерзла. Сидя перед Эвгенидесом, чувствовала себя намного старше своих лет. Все кости ныли. Эвгенидес, конечно, слишком молод, разве у него могут болеть кости. Что бы он о себе ни воображал, он всего лишь мальчишка. Мальчишка без одной руки. Она откинула с лица мокрые волосы, спрашивая себя, с каких пор она опустилась так низко, что стала пытать мальчишек. Этот вопрос она задавала себе ночь за ночью, лежа без сна на кровати или сидя у окна, глядя, как по небу медленно плывут звезды.

– Прежде чем отправить тебя в Эддис, я каждую ночь стояла у двери твоей камеры и слушала, – резко произнесла Аттолия.

Эвгенидес молчал, ожидая продолжения.

– Первую ночь ты кричал. – Она всмотрелась, ожидая отклика, но ничего не увидела.

Она стояла за дверью камеры, в тусклом свете ламп, одна, потому что отослала стражу, и слушала. Одна, потому что уже тогда знала, что сорвется на любого стражника, который посмеет насмехаться над болью вора. Он кричал, задыхаясь, судорожно всхлипывая, кричал даже тогда, когда ей казалось, что у него не осталось сил. Наконец он засыпал, но к королеве сон не шел. С самого первого вечера, как она услышала его рыдания, их звук не давал ей заснуть, пробуждал от кошмаров.

– На вторую ночь ты снова и снова повторял одни и те же слова. Наверное, тогда же началась лихорадка.