Хищники с Уолл-стрит - Норб Воннегут
Шрифт:
Интервал:
– Остынь, босс. Девушки знают в этом толк.
Потрепанный ресторан слишком напоминает мне о Чарльстоне. О моем детстве, когда я рос в окружении мажоров, или SOB’ов, как у нас их прозывали. О тусовщиках голубых кровей, упивавшихся обветшавшими шикарными кабаками. Я так и не уразумел толком их пристрастия к «Биг Джонс» на Ист-Бей-стрит. Этот бар, обставленный хламом, который отверг «И-бэй», представлял собой чуть ли не флигель с лицензией на алкоголь. Да и здесь, в Нью-Йорке, сходная помойка прямо-таки процветает неподалеку от угла 23-й стрит и Пятой авеню.
С Чарльстоном за плечами я до скончания дней буду считать себя чужаком в любой социальной обстановке. В отличие от моей семьи, потомки Священного города жили в одной и той же округе, а порой и в одних и тех же домах на протяжении поколений. Они кучковались в рыхлые картели, доминировавшие над ДНК города. Они нескончаемо спорили о политике, вроде того, стоит ли развернуть флаги Конфедерации над правительственными зданиями, и порой пили сверх всякой меры под устрицы, когда ночной океанский бриз не мог разогнать дневной жар. Они противились переменам и не доверяли чужакам. Они вели войну против прогресса в своих домах к югу от Брод-стрит – аристократичной части полуострова, пока их кирпичные оштукатуренные дома вели войну против времени и покушений термитов. Их прозвище – «SOB’ы» – означало вовсе не ублюдочное происхождение, подразумеваемое популярной расшифровкой «son of a bitch», то бишь «сукины сыны», а географическое местоположение «south of Broad», сиречь южнее Брод, и они постановили, что семья должна прожить в Чарльстоне не меньше ста лет, чтобы заслужить священный статус «местной».
Это правило ста лет выводило мою семью за рамки. Мы эмигрировали с авиабазы, расположенной в сердце Америки – Ноб-Ностер, штат Миссури. У нас не было южных имен наподобие Купер, Эшли или Палмер. У нас была фамилия Гровер, которая во веки вечные будет выдавать наш статус чужеземцев. Мы говорили не так, как местные. Мы говорили, как шибздики из ВВС, наш акцент аккумулировался на всех постах, где служил мой отец, – вплоть до базы ВВС на Филиппинах.
Я пытался ассимилироваться, пусть хотя бы на слух. Потребовались многие месяцы SOB-осмоса, терапии методом погружения на манер Берлица, прежде чем я освоил умиротворяющий ритм растягивания слогов, превращающих односложные слова в двусложные. Обыкновенный боб вырос в нечто вроде «ба-об», малость не дотянув до баобаба, а со временем и яйца эволюционировали в нечто вроде «я-и-йтса». Я даже прекратил употреблять звук «Р», и мой 25-буквенный алфавит стал предвестником грядущих лет в Кембридже, штат Массачусетс. Когда я говорил «яичница», получалось «пашот». А еще я добился совершенства в южном спряжении глаголов с медоточивой почтительностью, освоив новые наклонения вроде «не могли бы вы быть любезны». К собственному неувядающему ужасу, в старших классах я однажды спросил девушку: «Не могли бы мы быть любезны посетить кинотеатр?»
* * *
Сэм могла бы встречаться в Уэллсли с кем захочет. Она была умна и спортивна, сформировав свое тело на университетской беговой дорожке. В ее распоряжении были сотни знакомств, сотни гарвардских парней, снедаемых пламенем перманентной озабоченности и приходивших снюхаться. Ей и дела не было. Пока в жизнь Сэм не приковылял Чарли Келемен, галантный и космополитичный настолько, что у нее аж зубы ныли.
Наш обед вряд ли тянет на свидание. Мы просто двое друзей. Встретились, чтобы выпить вина и обменяться мнениями. Я должен отчитаться о своем продвижении. У Сэм, очевидно, собственная повестка дня.
И что там за грандиозные новости?
Ровно в 6.45 вечера, пропустив за воротник толику креветочных чипсов и несколько бокалов вина, Хлоя и Энни простились со мной, оставив меня дожидаться Сэм в окружении обтянутых виниловой кожей стульев и столиков из формайки где-то 1950 года выпуска, под опасно провисшим фальшпотолком. Достаточно чихнуть покрепче, чтобы штампованная жесть посыпалась на головы. А может, и всякие безделушки, увешивающие стены, заодно. Энни посмеялась над старым холодильником для наживки в глубине зала. На одном конце было по трафарету набито «Черви», а на другом – «Проводятся бракосочетания».
Сэм опоздала на 20 минут. При всех своих многочисленных дарованиях чувства времени она лишена напрочь. Вполне в ее духе углубиться в какую-нибудь затею и позабыть об обеде. Мы с Эвелин однажды устроили Сэм в колледже свидание вслепую, а она так и не явилась. Позже, пристыженная, извиняющимся тоном объяснила: «Мне просто подвернулась под руку одна из моих книг по искусству, вот я и забыла. Извините». В каком-то смысле тотальный контроль Чарли над семейными финансами был вполне оправдан. Она бы нипочем не оплатила ни один счет вовремя.
С прошлой пятницы губы Сэм опять соблазнительно чуть выпятились, а глаза вновь засияли. Кожа ее светилась, черные волосы блестели. Уже отказавшись от пристрастия Чарли к броским нарядам, она выбрала простую черную блузку. Ее вполне устраивает незатейливый стиль.
– Как ты провел день? – поинтересовалась она.
– Дорого́й, – закончил я предложение.
– А?
– Как ты провел день, дорогой? Выражение такое.
– Ой, да брось ты! Мне интересно.
– Отправил репортершу по адресу, поцапался с коллегой по прозвищу леди Золотая Рыбка и федэкснул потенциальному клиенту резиновую курицу. В общем и целом, я бы сказал, заурядный день в конторе.
Спроси-ка меня о репортерше.
– Зачем курицу?
– Чтобы вывести мужика из ступора. Он хочет в клиенты, но слишком тянет резину. Никак не примет решения.
– А твой «Федэкс» шлет доходчивое сообщение? – криво усмехнулась Сэм.
– Ну, – сказал я, тщательно подбирая слова, – резиновая курица представляется более политически корректной, чем хот-доги. Я чуть было не послал ему упаковку мини-сосисок.
– Ой, да брось ты! – повторила она, на сей раз рассмеявшись. – Просто удивительно, что у тебя вообще есть клиенты.
– Да ладно, делаю все, что могу. В моем ремесле в ход идет все. И ничего не помогает.
– Как мило, что Энни устроила нам встречу здесь, – сменила Сэм тему. – Она знала, что мы четверо были здесь завсегдатаями?
– Наверное, нет. Сказала, что девушки знают в этом толк.
– Вот уж не знаю, – заметила Сэм по поводу местечек для девушек где бы то ни было.
– Энни сказала, что у тебя есть новости, правда? – Не задумываясь и не делая паузы на ответ, я выпалил следом второй вопрос: – Не хочешь ли бутылочку вина к обеду?
– Да и нет, – просияла Сэм, и я решил, что она еще никогда не выглядела настолько красивой. А может, уже ударило в голову. Может, мне не следует налегать на алкоголь.
– В каком это смысле?
– В смысле, да, новости у меня есть. И нет, вина я не хочу.
– Правда?
Я ни разу не видел, чтобы Сэм позволила себе лишнего. Равно как и чтобы совсем воздержалась. Оставаться трезвенником рядом с Чарли было попросту невозможно. Или можно? Я вспомнил прием в честь дня рождения Сэм. В тесном кругу гостей, с носом на уровне пупка Нейлан, она подняла в честь танцовщицы полный бокал вина. Но не пила в тот вечер, даже не пригубила.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!