Порочная страсть - Колин Маккалоу

– Я вас понимаю, – улыбнулась сестра и вздохнула. – Нил… простите меня. Знаете, мне и правда немного нездоровится. Не то чтобы я пыталась найти себе оправдание, вовсе нет: вы совершенно правы и верно сказали о моем настроении и поведении, – но я могу сама с этим справиться.

– Что делает Майкл в «Икс»? – спросил вдруг Нил.

– Странно слышать такое от вас, – изумилась сестра. – Вам ли не знать, что я не вправе обсуждать одного пациента с другим!

– Только если его зовут не Бенедикт или Люс. – Нил пожал плечами. – Что ж, ладно, но хотя бы попытался, и вовсе не из праздного любопытства. Он опасный человек. Слишком уж честный и прямой!

Он тотчас пожалел о своих словах, поскольку не хотел оттолкнуть сестру, когда та вдруг раскрылась перед ним и стала так близка, однако она не замкнулась, не стала защищаться, а просто поднялась из-за стола.

– Мне давно уже пора быть в палате. Я вовсе не стараюсь отделаться от вас, Нил, напротив: очень вам благодарна.

Уже в дверях Онор остановилась и, выпуская его из кабинета, добавила:

– Я согласна с вами: Майкл человек опасный, – но, если подумать, то же можно сказать и о других: о вас, Люсе, Бене. Каждый по-своему, но все вы опасны.

В тот вечер сестра Лангтри покинула барак чуть раньше обычного. На предложение Нила проводить она ответила отказом и медленно побрела к своему жилищу. Ужасно, когда не к кому обратиться за помощью. Если бы она попыталась поговорить с полковником Доналдсоном, тот назначил бы ей самой психиатрическое обследование, а что до матроны… Онор чувствовала, что не найдет поддержки и среди оставшихся сестер, поскольку ее ближайшие подруги уехали, когда пятнадцатую базу частично эвакуировали.

Это был самый ужасный день в жизни Онор Лангтри, сокрушительная череда столкновений измучила и опустошила ее, лишила сил. Фигуры Майкла, Люса, Нила и ее собственная дрожали, скручивались, вытягивались, расплывались у нее перед глазами, словно отражения в кривых зеркалах, что превращают знакомые образы в гротескные фантасмагории.

Возможно, существовало какое-то разумное объяснение тому, что она видела – или думала, что видела, – утром в подсобке. Чутье подсказывало ей одно, но поведение Майкла в кладовой и некоторые его фразы – другое. Почему он просто не оттолкнул Люса или даже не врезал по физиономии? Почему целую вечность беспомощно стоял точно болван? Может, из-за того, что боялся, как бы драка не закончилась убийством, как уже чуть не произошло однажды? Вполне возможно. Но кто знает, почему тогда завязалась драка? В медицинской карте сержанта Уилсона история излагалась лишь в общих чертах, а сам он ничего не рассказывал. Почему же он стоял столбом и позволял Люсу его лапать, если мог просто уйти? Когда Майкл заметил ее, в его глазах отразились стыд и отвращение, он закрылся от нее наглухо. Все это казалось полнейшей бессмыслицей.

Ей вспомнился вкрадчивый шепот Люса: «Мне без разницы… Молодые, старые, мужчины, женщины – все для меня мясо, все годится… Я лучшее из того, что тут есть…» Несмотря на весь свой жизненный опыт и годы сестринской практики, Онор не подозревала, что существуют такие, как Люс, кто превратил совокупление в инструмент для достижения собственных целей и готов удовлетворить любые причуды, не гнушаясь ничем. Как Люс дошел до этого? Что сделало его таким? Сколько же боли пришлось ему вытерпеть? Одна мысль об этом приводила ее в ужас. Природа щедро одарила Люса, у него было все: и привлекательная внешность, и ум, и здоровье, и молодость, – но под красивой оболочкой скрывалась пустота, ничто.

Нил почувствовал себя хозяином положения и, не дав ей времени разобраться в себе, вырвал у нее признание. За все время их долгого и довольно близкого знакомства она никогда не думала о нем как о от природы сильном человеке, а теперь вдруг увидела совсем другим: жестким, бескомпромиссным. Помоги Господь тому, кого он невзлюбил, или тому, кто опрометчивым поступком восстановил его против себя. Кроткие голубые глаза, оказывается, могли излучать холодный блеск, как два осколка лазурита.

При встрече с Майклом она пережила потрясение, когда внезапно, помимо воли, ощутила, как по телу разливается слабость и все вытесняет жгучее желание, которое уже давно бродило в ней, хоть она и не сознавала этого. Никогда в жизни Онор Лангтри не испытывала ничего подобного, даже корчась в безумных муках, которые принимала за истинную любовь. Если бы Майкл тогда поцеловал ее, она повалила бы его на пол и набросилась на него, словно сука в течке…

У себя в комнате она метнулась к верхнему ящику бюро, нашарила заветный пузырек. Но тут же приказала себе выпустить его из пальцев. Если днем ей не удалось обойтись без снотворного: надо было обязательно поспать, иначе никакая сила не заставила бы ее вернуться в «Икс», – то теперь первое потрясение прошло, а с теми, что наслоились позже, можно справиться.

Сестра Лангтри исполнила свой долг: вернулась и вновь погрузилась в кошмар, которым стал для нее этот проклятый барак.

Конечно, Нил был прав: в ней произошла перемена, причиной которой – Майкл, и это пагубно сказалось на всех. Как глупо, что она не поняла этого раньше: ее предчувствие беды не имело отношения ни к отделению, ни к пациентам. Корень зла в ней самой. Это должно прекратиться, и немедленно, пока она не сошла с ума и не стала такой же безумной, как все остальные, кто побывал в «Иксе». И что ей теперь делать, куда идти? Куда, господи, куда?

На половицах в углу, где она когда-то пролила последние остатки жидкости для розжига, темнело пятно. Онор вспомнила о нем, когда бессмысленный взгляд скользнул по полу. Ей давно хотелось его отмыть, но все руки не доходили.

Сестра Лангтри принесла ведро с тряпкой, опустилась на колени и принялась тереть половицы. Вскоре пятно исчезло, но половицы так побелели, что по сравнению с ними остальной пол казался теперь грязным, и сестра продолжила отмывать одну доску за другой. Лишь когда весь пол засиял свежей белизной, Онор остановилась. Это помогло, подействовало не хуже нембутала. Ей стало легче, и вдобавок она так устала, что смогла заснуть.

– Говорю вам, с ней творится что-то неладное! – настойчиво повторил Наггет и, надсадно прокашлявшись, с поразительной точностью сплюнул мокроту на ствол пальмы за плечом Мэта. – О боже, мне плохо!.

Все шестеро обитателей барака кружком сидели на корточках на песчаном берегу, совершенно голые, и их неподвижные загорелые фигуры издалека можно было принять за кольцо, выложенное из высоких бурых камней, – остатки древнего святилища или следы ритуала. День выдался великолепный: хоть и жаркий, но зато сухой – изнуряющая влажность отступила, – однако, несмотря на соблазнительную погоду, мужчины не спешили насладиться купанием или позагорать. Каждый погрузился в свои мысли.

Нил собрал совет, чтобы обсудить, что происходит с сестрой Лангтри. Мэт, Бенедикт и Люс полагали, что ей немного нездоровится, а в остальном все хорошо, Наггет и Нил считали, что дело куда серьезнее, и только один Майкл отмалчивался. Это приводило Нила в бешенство, и он в который раз спрашивали себя, всегда ли они честны друг с другом. Они перебрали все, что можно: от экземы и малярии до женского недомогания, – будто и вправду верили, что ей просто нездоровится. Он и сам не решился бы утверждать, что дело в чем-то другом. Хотелось бы забраться Майклу в голову и понять, что там. Ясно лишь одно: он ее не любит! – но из-за него Онор не замечает ничего и никого. Разве это справедливо? Почему Майкл ее не любит? Нил вдруг подумал, что готов убить его за то, что он вытворяет с ней.