Новая методика обольщения - Холли Габбер

* * *

В начале марта Курту пришлось на пару недель уехать из Эшфорда: заболела его мать, решался вопрос о необходимости операции. В течение этих дней он практически не думал о Лоре, — как выяснилось, ее отсутствие он воспринимал так же легко, как и присутствие. У него даже не возникло желания позвонить ей и поделиться своими опасениями: до сих пор они никогда не обсуждали серьезные вопросы, и сейчас Курт понимал бесперспективность такого звонка. Что бы она сказала в своей обычной равнодушно-невозмутимой манере? Стала бы утешать, давать советы, ободрять? Курт не нуждался ни в советах, ни в утешении, а просто поболтать с ней не было настроения, да и темы для мирной болтовни отсутствовали. К счастью, болезнь оказалась не столь страшной, как думалось вначале, операция не потребовалась, и, едва лишь мама пошла на поправку, Курт, перепоручив ее заботам двоюродных тетушек, двинулся в обратный путь.

Через несколько дней, прикатила Лора. Курт искренне обрадовался, когда она появилась в дверях, издал радостный возглас и долго сжимал ее в объятиях на пороге, напряженно размышляя, какие чувства он все же испытывает, почему целых две недели совершенно не скучал, но сейчас ему кажется, что он безумно соскучился? Ответы на эти вопросы пока не находились, мелькнула только одна неприятная мысль: общение с Лорой хорошо лишь «в радости», а «в горе» ее, пожалуй, хочется отставить в сторону. Но мысль эта, скользнувшая темной тенью, не успела обрасти плотью веских подтверждений: Лора потащила Курта на кухню и стала демонстрировать две очень оригинальные подставки для сваренных всмятку яиц, сделанные в виде пары сказочных сапожек с крошечными пряжечками и приобретенные специально для их совместных завтраков.

Наступившая суббота оказалась поистине судьбоносной. С самого утра небо зачаровывало пугающей высотой и безупречной голубизной; во время завтрака им даже пришлось опустить штору, чтобы не ослепнуть от будоражащего сияния пробудившегося солнца, накопившего за зиму сил и приступившего к своим весенним обязанностям с кипучим энтузиазмом. Днем они, решив, как следует надышаться мартом, отправились прогуляться: казалось, сугробы не просто тают, а пузырятся и с шипением испаряются буквально на глазах. Курт аккуратно обходил глубокие лужи, Лора, заправившая джинсы в высокие сапоги, шлепала прямо по воде и с наслаждением подставляла розовощекое лицо под порывы животворного ветра. В какой-то момент Курту почудилось, что ветер пахнет цветами, и он не ошибся — неподалеку шла оживленная торговля гиацинтами. Лора восторженно заохала, и Курт купил ей несколько веточек, усыпанных нежными сиреневыми, розовыми и белыми цветками.

Когда они вернулись домой, Курт с порога рухнул на диван, заявив, что мартовский воздух, конечно, живителен, но коварен: он в несколько раз увеличивает количество эмоций в организме, зато в качестве компенсации начисто отбирает физические силы. Лора, похоже, не слушала его разглагольствования, размышляя о чем-то своем, она подрезала цветы, поставила их в изящную вазочку (ею же привезенную) и села рядом с Куртом. По ее лицу бродила загадочная улыбка Джоконды.

— Послушай, я хочу сказать тебе одну вещь…

Курт ощутил такой же панический обездвиживающий ужас, как в детстве, когда он внезапно понял, что неправильно заполнил школьный альбом «Мои наблюдения за погодой» и уже не может исправить содеянное. Лет пятнадцать он с трепетом ждал фразы «Дорогой, я беременна» и сейчас уповал только на здравый смысл Лоры и ее научные амбиции, идущие вразрез с идеей обзаведения потомством.

— Тебе ведь хорошо со мной, Курт?

— Ну конечно, с первой нашей встречи.

— И мне с тобой хорошо. Во всем. Не надо ничего доказывать…

— То есть не понял?

— Ну, как объяснить… Пока я получала образование в учебных заведениях всего мира, меня окружало, слишком много мозговитых мальчиков, общение с которыми сводилось к сексу и обмену двусмысленными шуточками. Все разговоры с ними — даже в интимной обстановке — превращались в словесную дуэль: кто сострит пооригинальнее… Понимаешь, я всегда относилась к общению с сильным полом очень легко, как… к необходимому развлечению или развлекающей необходимости. Но у меня никогда раньше — только не смейся, Курт, — не было связи с таким взрослым мужчиной. А оказалось, сосуществовать с серьезным человеком, который намного образованнее и умнее меня, очень приятно. Мне это нравится: впервые не хочется из кожи вон лезть, чтобы показаться круче парня, с которым я сплю. Только не думай, что я раньше горела желанием, окружать себя кретинами и чувствовать себя на их фоне королевой. Просто сейчас я ничего себе не доказываю, не самоутверждаюсь, я всего лишь тянусь к твоему уровню, и мне приходится по вкусу стоять на ступеньку ниже.

— Весьма лестные слова, Лора, но я, честное слово, не настолько уж мудр и, главное, серьезен.

— Не в этом суть. Повторяю: мне очень хорошо с тобой, тепло, как под одеялом, по нервам ничего не лупит. Мы обретаемся вроде бы и вместе, вроде бы и параллельно, не мешая друг другу, доставляя друг другу удовольствие. И наше общение мне не надоедает, не приедается. А тебе?

— Аналогично.

— Так вот, меня полчаса назад посетила одна мысль. — Лора избегала смотреть ему в глаза и беспрестанно теребила обшлаг его рукава. — А что, если нам пожениться?

Курт испытал примерно то же, что и человек, который долго стоял около стены дома, обреченно ожидая падения на голову кирпича, но вместо этого внезапно провалился в разверзшийся под ним люк. Он попытался мысленно соорудить достойный и приличествующий ответ, но язык неожиданно зажил самостоятельной жизнью и произнес малокорректную тираду, на которую мозг даже не успел наложить вето:

— Какая дичь, Лора… Тебя просто опьянила сегодняшняя прогулка. Пошел активный синтез регуляторных нейропептидов, — отсюда и безумные мысли.

Оценив сказанное задним числом, Курт понял: он не осмелился бы на подобное заявление, будь на месте Лоры другая. Но Лора, сама постоянно высказывавшаяся крайне нелицемерно, не обижалась и на его откровенность и невозмутимо воспринимала такие фразы, услышав которые любая другая женщина закатила бы ему или истерику, или оплеуху.

— Мы не на семинаре, Курт. Я не желаю анализировать, какие химические реакции в моем организме заставили меня произнести эти слова. Но я их произнесла, потому что действительно этого хочу. Ты мне ответишь?

Курт уселся на диване и высвободил рукав из пальцев Лоры.

— Мы слишком недолго знаем друг друга, девочка.

— Достаточно долго, чтобы уразуметь, насколько наши отношения обоюдно комфортны. Согласись, фактически душевный и физический комфорт и есть счастье.

— По-твоему, этого хватит? Не надо относиться к браку, как к авантюре.

— Но не надо к нему относиться и как к каторге, Курт. По-моему, хватит. А чего не хватает тебе? Блаженства жарких безумств? Но они длятся от двух до шести месяцев, а потом опять приходится вернуться к тому, с чего мы начали: к спокойному удобству. Герой какого-то фильма сказал: «Брак — это когда мужчина и женщина спят в одной комнате, все время подкалывают друг друга, и ничего более».