Жаркая ночь - Шеннон Маккена

Поставив перед Заном тарелку, Эбби протянула ему стакан с вином.

– Кажется, ты умирал от голода… – заметила она. – Может, начнешь с бутерброда?

– Господи, ну конечно! – Зан схватил бутерброд и впился в него зубами, а Эбби, вздохнув, залезла в воду.

– Не собираешься перекусить?

– Пожалуй, – задумчиво проговорила она. – Знаешь, я совершенно не могу есть, после того как Элани… С позапрошлой ночи у меня вместо желудка как будто здоровенный кирпич.

Стоя на коленях у ванны, Зан протянул ей половину бутерброда:

– И все равно тебе надо поесть.

Помедлив, Эбби взяла небольшой кусок, а тем временем Зан очистил апельсин и стал кормить ее, вкладывая дольку за долькой ей в рот.

Отпив глоток вина, Эбби сделала приглашающий жест:

– Не хочешь присоединиться ко мне? Места хватит, ванна большая.

– И ты еще спрашиваешь! – Зан проворно влез в ванну, и тут же пена поднялась и стала напоминать Гималаи.

Эбби не отрываясь смотрела на его лицо, теперь ей была отчетливо видна татуировка с причудливо изогнутым кельтским крестом.

Она умирала от любопытства, но долго не решалась задать вопрос. Никакого прошлого, никакого будущего – таковы были правила.

– У твоей татуировки какой-то особый смысл? – наконец осторожно произнесла она.

Зан потер шею.

– Да. Это остатки моей бурной молодости. Я сделал ее в двадцать три года в память об отце. Он был полицейским, как мой младший брат Кристиан. Его вызвали на семейный скандал: муж угрожал ружьем своей жене. В итоге дело закончилось тем, что вместо жены негодяй застрелил моего отца.

– Как ужасно! – Эбби поежилась. – Мне так жаль. Зан нахмурился, вспоминая:

– Тогда мы с моим другом решили проехать через всю страну на мотоциклах, и когда однажды остановились около тату-салона в Нью-Мехико, он заказал татуировку с именем своей девушки, а я выбрал татуировку из их каталога. Эта татуировка всегда напоминает мне, как отец возил нас в Шотландию показать место, откуда эмигрировали его предки.

– А вот та, другая?

Зан пристально посмотрел на руку, где скрестились два кинжала, на секунду Эбби показалось, что он не станет отвечать.

– Это самая первая татуировка, – наконец сказал Зан. – Мы с Мэтти Бойлом накололи их в тринадцать лет. Детьми мы использовали этот символ, когда играли в пиратов: метили им наши зашифрованные записки, что-то в этом роде.

– Не тот ли это Мэтти Бойл, который работает в охранном агентстве?

Зан кивнул:

– Мы вместе выросли. Его отец был напарником моего отца в те далекие дни.

– Что-то я не припомню, чтобы на руке у него была татуировка…

– Еще бы! – Зан хмыкнул. – Этот подонок ее удалил. Лазерная хирургия.

– А ты?

– А я оставил. Признаюсь, сейчас я бы никогда не сделал наколку на шее: от нее больше неприятностей, чем пользы.

Она вспомнила, как невозмутимо, не теряя самообладания, он выдержал хамство Бриджет.

– Ты, должно быть, чувствуешь себя свободным.

Он, не улыбнувшись, поднял за нее свой стакан.

– Как птица, деточка моя.

Осушил и опустил. Его тон был непреклонным. Это оттолкнуло ее.

– Браво, Зан! – только и сказала она.

Внезапно Эбби стала торопливо вылезать из ванны и тут же заторопилась в спальню.

Несколько секунд спустя туда же явился Зан, голый и мокрый. Он обнял ее сзади и прижался к ней.

– В чем дело? – спросил он. – Я сказал что-нибудь не то?

Она затрепетала, когда он поцеловал ее в ухо.

– Извини… Просто уже поздно, вот и все: мне совершенно необходимо немного поспать.

Зан замер.

– Ты меня отсылаешь?

– Нет! Господи, конечно же, нет! Я совсем не это имела в виду.

– Значит, я остаюсь на ночь и проснусь с тобой, в твоей постели? Ты уверена в этом, детка? Вот это подарок! – Зан откинул полотенце в сторону, потом сгреб одежду Эбби в кучу и, одним беззаботным движением руки сбросив все на пол, выключил свет.

Подняв Эбби на руки, он уложил ее в постель и, вынув заколку из пучка, распустил ее волосы. Потом Эбби услышала, как он разрывает пакетик из фольги, и приподнялась на локтях.

– Ни в коем случае! Осталась всего пара часов до рассвета, а у меня завтра чертова уйма дел!

Словно не слыша, Зан широко раздвинул ее ляжки и устроился между ними.

– Счастье мое, ты ведь знала, что так и будет. Если уж ты оставила меня в своей постели, я буду трахать тебя всю ночь. Никаких правил, никаких ограничений. Я предупреждал! – Скользнув вниз, он принялся целовать лобок Эбби, и она хихикнула.

– Во что я ввязалась? Ты вообще когда-нибудь отдыхаешь?

– Если играешь с огнем, отвечай за последствия, – пробубнил Зан откуда-то от ее влагалища.

Эбби рассмеялась бы, если бы могла, но к этому моменту она уже стала задыхаться. Его жесткий, проникающий до глубины язык заставил ее снова обильно истекать соком. Потом Зан переместился вверх и неторопливо вошел в нее. Эбби схватила его за плечи и отдалась ощущению того, как его огромный фаллос массирует ее скользкое лоно и как он целует ее, наслаждается ею, медленно, не останавливаясь. О последствиях она подумает потом. Зачем беспокоиться? Они сами всегда ее находят, в конце концов.

В любом случае сейчас, когда Зан был повсюду вокруг и внутри ее, она вообще не могла думать.

Зана разбудил шум льющейся воды. Не открывая глаз, он сразу вспомнил, где находится. Вокруг него висел сладкий, стойкий аромат Эбби, простыни благоухали ее парфюмом.

Потянувшись, он обнаружил за спиной свернувшийся теплый комок – не выпуская когтей, Шеба устроилась поудобнее, сунув хвост ему в лицо.

Дверь открылась, и вошла Эбби, влажная и сияющая, закутанная в толстый махровый халат. Она выглядела озабоченной.

– Доброе утро!

– Привет. – Не глядя на него, Эбби торопливо направилась к комоду и стала рыться в ящиках. – Будильник не зазвонил, и я уже опаздываю. Извини, мне нужно мчаться им всех парах.

Зан посмотрел на часы. Семь утра.

– Когда ты должна быть в музее? – Еще раз потянувшись, спросил он.

– Три часа назад, а еще лучше было остаться на ночь. М-да… Полотенца в полотняной корзине, еда в холодильнике. Свари кофе, если хочешь. – Не снимая халата, натянула трусики, присела за туалетный столик и стала искать чулки.