Лунный зверь - Гарри Килворт

Однако, хотя А-конкон и превозносил смерть, он всегда помогал своим недужным собратьям и по праву слыл весьма искусным лекарем. И все же захворавшие лисы боялись его и обращались к нему неохотно — лишь когда им становилось совсем уже невмоготу. Выслушав болящего, знахарь немедля давал совет: «Несколько дней ешь одни лишь древесные грибы» или «Ешь в равных количествах тимьян, сладкий кервель и пижму». Если же во сне лису мучили кошмары, А-конкон предлагал положить в нору ветку жасмина, который изгоняет злых духов, но чаще рекомендовал в течение месяца спать на открытом воздухе. Бывало, лисица, один из детенышей которой рос слишком вялым и апатичным, просила А-конкона присоветовать ей лечебную травку.

— Хватит причитать, — обрывал он поток ее жалоб. — Травами тут не поможешь. Но есть одно верное средство: прекрати кормить своего лисенка молоком и пусть он отныне сам добывает себе пропитание.

Обеспокоенной матери подобное средство казалось слишком жестоким и губительным для ее возлюбленного чада.

— Дело твое, — заявлял А-конкон. — Можешь пичкать своего отпрыска всеми травами, что найдешь в лесу и в лугах. Но если это не поможет, пеняй на себя. Я сказал тебе, как его излечить.

— Но О-лан ты советовал… — пускала в ход последнее возражение лисица.

— На свете нет двух одинаковых лис, — обрывал А-конкон, смерив ее пренебрежительным взглядом. — От одних и тех же хворей разным лисам помогают разные средства. Уши твоего лисенка темнее, чем у сына О-лан. Поэтому ему помогут не травы, а отказ от молока и охота. Поняла?

Лисице оставалось лишь безропотно согласиться.

— Теперь касательно твоего собственного недуга — глистов и болей в животе, — продолжал сурово лекарь. — Набей полный рот щавелем и зверобоем и долго жуй их. Когда же получишь кашицу, напоминающую водоросли…

Однажды утром, вскоре после того, как прошел дождь, наполнивший лес ароматом прелой листвы и влажной земли, Камио повстречал А-лона. Они разговорились о лисе-философе и его учении.

— Восхищаюсь познаниями старика А-конкона, — заметил Камио. — Но все же никак не могу согласиться с ним насчет «людской нечестивости». Жизнь научила меня, что люди бывают разные. Некоторые из них добры, другие злы. Не стоит огульно судить обо всех их поступках. К тому же им, как и всем живым существам, дано право жить на земле.

— Да, но они не довольствуются тем, чтобы просто жить, — возразил А-лон. — Они хотят захватить мир целиком, переделать его по-своему, не оставить на земле ни одного укромного уголка. И согласись, еда, которую они выбрасывают, частенько творит в животе такое, что света не видишь.

— К человечьей еде надо привыкать.

В это мгновение из-за деревьев показалась лисица, как видно направлявшаяся к себе домой. Лапы Камио тут же задрожали. Хорошо, что он сидел, и ему не составило труда скрыть эту предательскую дрожь.

— Привет, — окликнул он. — Как поживаешь?

О-ха удивленно вскинула голову, словно только что заметила Камио. Хотя она наверняка давно уже почуяла обоих лисов и расслышала их разговор.

— Неплохо, спасибо, — проронила она, приблизившись к ним.

— А я… мы тут с А-лоном говорили про А-конкона. Про его философию.

— О, — заметила лисица, — полагаю, для тех, кто родился и вырос в чужих краях, взгляды А-конкона неприемлемы.

Камио заботила не столько истина, сколько желание угодить О-ха, поэтому он не стал ей противоречить.

— Да, — изрек он. — По моему разумению, многие его идеи отжили свое. Новое время требует новых воззрений.

— Вот как? Может, по-твоему, и отношение к собакам должно измениться? — осведомилась О-ха. — А-конкон утверждает, что они все предатели, отказавшиеся от высокого предназначения, уготованного зверям природой. Говорит, это непотребные создания, чужие и враждебные всему живому, настоящие исчадия зла.

— Ну, по-моему, старик уж чересчур загнул, — осмелился возразить А-лон.

— Неужели? — обернулась к нему О-ха. — А я вот знаю одного пса, для которого исчадие зла еще слишком мягкое определение.

— Это ты про Сейбра? — подхватил Камио. — Про того громилу в усадьбе?

— Да, про Сейбра, — вскинулась О-ха. — Будь мой муж жив, уж он, конечно, отыскал бы способ отомстить этому выродку за смерть наших детенышей. Уж он бы…

— Так этот мерзавец убил твоих детенышей? — выдохнул Камио.

— Сам он к ним не прикасался, но смерть их — на его совести. Если только у него есть совесть. Жаль, сейчас перевелись отважные лисы, которые поквитались бы с этим нечестивцем. Конечно, глупо тягаться силой с таким чудовищем, но раньше лисы всегда изобретали способы отомстить врагам. Умные лисы, я имею в виду…

— Такие, как твой А-хо? — уточнил Камио.

— А какие же еще?

Камио, словно позабыв о разговоре, погрузился в раздумье. Его отрешенный взгляд, скользнув над полями, устремился вдаль, к неведомым местам, которые невозможно разглядеть отсюда. Наверное, ему вспомнился дом и вдруг навалилась тоска по родной стране, решила О-ха, украдкой наблюдавшая за ним. Зачем только она все время его подкусывает, с раскаянием подумала лисица. Но остановиться было выше ее сил. О-ха сама не понимала, почему этот лис, который так настойчиво суется в ее жизнь, выводит ее из себя. Она всячески избегала Камио и, если ей случалось заметить его издалека, сворачивала в сторону. Если же ей не удавалось отделаться от разговора с ним, она испытывала стеснение и неловкость.

— Тот, кто разделается с этим псом, полагаю, может рассчитывать на твою признательность? — неожиданно обернулся к ней Камио.

— Конечно, — пробормотала опешившая О-ха.

— Прекрасно.

В глазах Камио мелькнула мрачная решительность. «Пожалуй, на этот раз я слишком далеко зашла», — встревожилась О-ха. Но прежде, чем лисица собралась пойти на попятный, Камио снова заговорил:

— Ну, пока. Приятно было поболтать с вами… К сожалению, меня ждут кой-какие дела. Надеюсь, вскоре увидимся. — И по склону холма он направился вниз, к реке, поблескивающей в лучах утреннего солнца.

Некоторое время О-ха и А-лон молчали. Лишь щебетание птиц и стрекот насекомых во влажной траве нарушали тишину.

— Думаю, О-ха, ни разу в жизни ты не совершала более подлого поступка, — вдруг выпалил А-лон. — Я всегда уважал тебя. После гибели мужа ты держалась с таким достоинством! Я полагал, у тебя благородная душа. Вижу, это была ошибка. Ты поступила низко.

О-ха ошарашенно уставилась на лиса. От кого, от кого, но от А-лона она не ожидала подобной грубости. От удивления О-ха словно язык проглотила. Она пыталась сообразить, чем же вызвала столь яростную вспышку гнева.

— Прости… Но я не понимаю, о чем ты, — обретя наконец дар речи, пробормотала лисица.

А-лон бросил на нее негодующий взгляд:

— Не понимаешь? Ну раз на тебя вдруг напала непонятливость, мне придется тебе объяснить. Ты послала хорошего лиса на верную гибель, вот что ты сделала. Сейчас он отправился прямиком в усадьбу. Надеется совершить невозможное — убить этого гнусного Сейбра. Сложит голову, чтобы удовлетворить жажду мести, которую ты взращиваешь в себе, как мать взращивает детенышей. Добро бы месть жгла нутро только тебе, О-ха, нет, ты жертвуешь своей злобе чужой жизнью. Отныне я знать тебя не желаю!