Лунный зверь - Гарри Килворт

— Ха, — хмыкнул старый барсук. — Вот и видно, что ты лиса. Вы все, рыжая братия, wintrum geong. Хватаете по верхам, не умеете смотреть в корень.

Барсук помолчал. Прищурившись, он следил за неутомимой пчелкой.

— Мечты хороши сами по себе, от них нечего ждать пользы, — вздохнув, продолжал он. — Глупо думать, что они должны становиться жизнью, что фантазии и грезы — отрада для ленивых. Ох, глупо, глупо. Мечты — это такая же явь, как и то, что ты видишь вокруг. В жизни мы ищем, чем набить брюхо, так? Ищем и находим. Но и душа твоя порой тоже бывает голодна, ведь правда? Мечты, фантазии, сказки — вот чем кормят душу. А без такой еды она погибнет. Поняла, лисичка?

На земле виднелись какие-то причудливые рисунки: немногим раньше барсук пытался объяснить лисице, как действует его новое изобретение, с помощью которого можно доставать мед из ульев, не беспокоя пчел. Но О-ха оказалась не слишком внимательной слушательницей, а узоры линий и кругов, начерченные в пыли, нагнали на нее скуку. То, чему она не видела конкретного применения, лисица считала ерундой. Барсук указал на свой чертеж:

— Видишь, вот чудесная идея. Чтобы сделать такую штуковину, потребуется пропасть палок, камней, прутиков и еще всякой всячины. И все это должно крутиться, натягиваться, толкать одно другое. Зачем мне возиться с этим? Я и так знаю, это отличная вещь, swefna cyst. Вот здесь, — и барсук тряхнул своей тяжелой головой, — все это работает, вертится, крутится, поднимается, опускается. Никаких сбоев, и вот мед уже в лапах, пчелы спокойны, все счастливы. Я представляю себе это, и я тоже счастлив. Душа моя довольна — для нее мечта вкуснее, чем мед для брюха. Если попытаться сделать эту штуку, — фыркнул барсук, — душе уже не будет так вкусно. Получится вещь, а мечта исчезнет. Пусть уж лучше останется здесь, в голове. Если она выйдет наружу, душе ничего не достанется. Брюхо, может, и получит лакомый кусок, а душа потеряет.

— Но эта вещь могла бы облегчить жизнь. Приносить пользу…

— Может быть. Только нас, барсуков, не заботят излишества. Нам не нужно того, что могло бы пригодиться в жизни, — достаточно лишь самого необходимого. Глупо менять мечту на пользу — так считаем мы все, барсуки. Поняла?

Лисица вздохнула:

— Боюсь, что не совсем, но это не важно. Ты думаешь так, я — иначе. Это не повод для споров. Нам нет нужды изменять друг друга. Жаль только, что я не умею изобретать. Вот бы придумать какую-нибудь ловушку и поймать этих проклятых собак — Хваткого и Сейбра. Уж тогда бы я…

— Тогда бы ты пожалела, верь моему слову. Напрасно ты думаешь, что месть сладка. В ней нет отрады.

— Легко тебе говорить, Гар. У тебя свои мечты, у меня свои. В них льется кровь моих врагов. Душа моя упивается этой кровью, и я счастлива.

Барсук сокрушенно покачал головой:

— Это не мечты, лисичка. Это кошмары. Гони их прочь. Кровь никому не приносила счастья.

И он вновь устремил взгляд на пчелу, которая порхала между цветов, — определенные оттенки привлекали ее, другие же она игнорировала. Голубые лепестки, очевидно, нравились ей больше всех остальных. Гар опять погрузился в созерцание.

Из чащи меж тем вышла еще одна лисица. То была О-лан, старая знакомая О-ха. В лесу их с мужем называли идеальной парочкой, и не зря — они жили душа в душу, в полном согласии друг с другом, никогда не ссорились. «Тоска, наверное, всю жизнь вот так лизаться», — с досадой думала О-ха при каждой встрече с ними.

О-лан приблизилась, грациозно петляя среди высоких трав, а Гар, по-прежнему не сводя глаз с пчелы, что-то бурчал себе под нос, будто спорил сам с собой. Подойдя, О-лан первым делом щелкнула зубами и с рассеянным видом проглотила пчелу.

Барсук вскочил как ужаленный:

— Ааах! Что ты наделала! Сожрала мое вдохновение! Эх ты, лисица! Да что с тебя взять, невоспитанная особа! Съела мою фантазию, и хоть бы хны!

Испепелив О-лан презрительным взглядом, барсук побрел в сторону леса. О-ха окликнула его, но он, не оборачиваясь, раздраженно затряс головой:

— Твоя подруга съела мою мысль. Я иду домой. К зверям, которые думают не только о брюхе. Здесь, с вами, мне не место… — И он скрылся за деревьями.

— Что это с ним? — пробормотала опешившая О-лан. — Что я такого сделала? Неужели он взъелся на меня из-за какой-то пчелы?

О-ха кивнула:

— Он же сказал — это была не просто пчела, а его фантазия. Он смотрел на нее, и в голове у него что-то зарождалось. Не знаю что, но для него это было очень важно. Ладно, не переживай, ты же не нарочно.

О-лан опустилась на землю рядом с О-ха.

— Мне так жаль, что он расстроился. Будь добра, передай ему мои извинения, хорошо? Меньше всего на свете мне хочется кого-нибудь обижать.

— Знаю, знаю.

Довольно долго обе лисицы молчали. О-ха догадывалась — О-лан проделала немалый путь отнюдь не для того, чтобы убить лишнее время. Безучастное, непроницаемое выражение, застывшее на морде О-лан, не предвещало ничего хорошего. Наверняка, решила О-ха, сейчас ее попросят о каком-нибудь обременительном одолжении.

— Ну так что же? — не выдержала наконец О-ха. — Я полагаю, у тебя ко мне дело?

О-лан бросила на нее удивленный, простодушный взгляд.

— Что ты, что ты, — недоуменно округлив глаза, возразила она. — Просто захотелось немного поболтать с тобой. Иногда так приятно перекинуться парой слов с хорошей знакомой. Мы ведь с тобой давно не виделись, О-ха. Как поживаешь? Что новенького? Не думаешь, что пришла пора оставить барсучий городок и перебраться в собственную нору? По-моему, тебе не слишком хорошо живется с этими надутыми ворчунами. Вечно они не в духе. Может, злыми их и не назовешь, но общаться с ними не тянет, правда?

— Да нет, я к ним привыкла. Они славные звери — спокойные, сдержанные. Конечно, немного замкнутые и от этого на первый взгляд кажутся угрюмыми.

— Вот как? — О-лан слегка дернула ухом. — Спорить не стану. Кому и знать барсуков, как не тебе. Взгляни только, что сталось со своим, — перевела она разговор, указывая на развороченную землю вокруг холма. — И поля наши, и луга — все погибло.

Внизу виднелись недостроенные дома, среди куч глины и непроходимой грязи уже намечались будущие улицы. Строители торопились, — как видно, люди хотели поселиться в новом городе прежде, чем наступит зима. Работа кипела и днем и ночью. Хотя Лес Трех Ветров пока не тронули, среди зверей ходили упорные слухи, что их убежище не останется в покое. Камио, лис-переселенец, прибывший прямо из города, утверждал, что люди, судя по всему, превратят лес в парк. Так они называют место, где резвятся их детишки и где они выгуливают своих собак. Наверняка они прочистят лес, сказал Камио, уничтожат густые заросли, вырубят множество деревьев, проложат аллеи и дорожки. Правда, опыт нового лиса подсказывал, что целые участки леса люди сохранят, — им нравится иметь посреди своих городов островки дикой природы.