Сестрица - Дженнифер Доннелли
Шрифт:
Интервал:
– Не каждый способен бросить вызов судьбе. Пить молоко и есть печенье приятнее и проще. Поэтому большинство смертных выбирают последнее. Изабель поступит так же, – заметила Судьба.
Пока они разговаривали, месяц скрылся за тучей.
– Поздно уже. Полночь миновала, – сказала Судьба. – Опасные люди рыщут по лесу в этот час, и мне с моей горничной пора возвращаться под надежный кров мадам Ле Бене.
И она накинула шаль, висевшую на сгибах рук, себе на голову. Серые глаза задержались на трех факелах в руках Шанса и его друзей. Вдруг она улыбнулась.
– Без луны так темно. Трудно найти дорогу. Не дадите ли мне один факел? – попросила она.
Шанс помешкал.
– Ай-ай-ай, – пожурила его Судьба. – Неужели ты откажешь старой женщине, которая хочет осветить себе путь?
Шанс кивнул, и волшебница протянула Судьбе свой факел.
– Доброй ночи, маркиз, – сказала та. – И спасибо.
Шанс смотрел, как она уходит, неся факел на вытянутой руке, и как следом спешит горничная. Он не видел лица Судьбы, не слышал слов, которые она сказала, уходя. А если бы услышал, то понял бы, что свалял большого дурака.
– Да, по лесам сегодня бродят опасные люди, Лоска, – говорила меж тем служанке Судьба. – Но здесь нет никого опаснее меня.
Пьяного качало вперед и назад так сильно, словно он плыл в лодчонке по бурному морю.
Целая бутылка вина, которую он с такой радостью высосал всего час тому назад, теперь плескалась внутри него, как трюмная вода.
В том, что случилось с ним, наверняка кто-то виноват. Иначе и быть не может. Он пока не знает кто, но, когда узнает, этот кто-то дорого заплатит.
Сегодня хозяин выгнал его с работы. За то, что он подворовывал. Тогда он взял взаймы несколько монет, купил бутылку вина, напился и поплелся домой. Жена выставила его из дома, когда узнала, что денег нет и не на что купить еды детям.
– Ступай к черту, проваливай! – кричала она ему.
Вот он и бредет один по ночной дороге, можно сказать, по тому адресу, который ему указали.
Хотя погоди-ка… что это тут? Люди? Вопят, улюлюкают. В руках комья грязи. Куда это они их швыряют?
Пьяный неровным шагом подошел ближе и увидел, куда бросают грязь. Дом – да не просто дом, а большой, красивый. Месяц снова выплыл из-за облака, пьяный увидел, что ставни в доме заперты и выглядит он нежилым.
– Что это вы затеяли? – спросил пьяный у мальчишки – нескладного коротыша с крохотными глазками и гнилыми зубами.
– Здесь живут страшные мачехины дочки, – ответил мальчишка так, словно все об этом знали. И тут же, схватив с земли камень, запустил им в дверь.
Мачехины дочки! Пьяный о них слышал. И знал их историю. «Вот нахалки, – думал он. – Какая наглость – быть злыми, когда девушки должны быть добрыми и милыми. Страшными, когда девушки должны быть хорошенькими». Это было оскорбление. Для него лично! Для всей деревни! Для всей Франции!
– Отомсти им, – шепнул кто-то у него за спиной.
Пьяный повернулся так резко, что потерял равновесие и шлепнулся лицом в грязь. Он не сразу сумел подняться, а когда все же встал на ноги, увидел, что к нему обращается добрая старушка в черном платье, с корзинкой на локте и вороном на плече. В другой руке она держала факел.
– Что вы сказали, бабушка? – переспросил он.
– Смотри: ты один, на улице, без гроша в кармане. А там – они, в тепле, в большом, удобном доме. И каждая – мегера, не хуже твоей жены. А еще стыдят тебя, наглые бабы. Отплати им за нахальство.
Мозги пьяного ворочались тяжело, осмысляя ее слова. Но вот в его подернутых кровью глазах загорелся огонек – тусклый, но опасный.
– Да. Точно, им надо отплатить. Прямо сейчас! – сказал он, вскидывая в воздух руку с вытянутым пальцем. Но палец обмяк, сложившись, сустав за суставом, а за ним повисла и вся рука. – А как?
– Ну ты ведь умный, – сказала старуха.
– Да, бабушка, я умный, точно, – согласился он. – Умнее меня не сыскать.
Старуха улыбнулась.
– Значит, сам догадаешься, – сказала она.
И сунула ему в руку факел.
Изабель сидела, поджав под себя ноги, на скамье у окна своей спальни и, щурясь, смотрела на серебристый серпик месяца, который играл с ней в жмурки, то прячась за тонкими, полупрозрачными облаками, то выглядывая из-за них.
Она очень устала, но лечь в постель не могла. Даже раздеваться не стала.
Опять пришли люди: кричали, улюлюкали, бросались камнями и грязью. Скоро они перестанут – когда увидят, что к двери никто не подходит, им станет скучно, и они уйдут, но до тех пор она не заснет. До тех пор она будет сидеть здесь, прислушиваться и приглядываться сквозь щелку в закрытых ставнях, следя за тем, чтобы толпа не забралась во двор или не направилась вниз, к животным.
Изабель надеялась, что Маман не проснется от шума и не расстроится. А вот за Тави можно не волноваться. В отличие от окна Изабель, которое выходило на двор и подъездную аллею, ее окно глядело в сад. Так что сестра ничего не услышит.
Изабель зевнула. Ее клонило ко сну. Еще бы, она ведь трудилась с того самого момента, как вернулась из замка Риголад, и до заката, не считая короткого перерыва на еду в середине дня.
Выскоблила полы в кухне. Выколотила пыль из половиков. Помыла окна. Подмела ступени. Прополола сад. Подрезала розы. В общем, делала все, лишь бы не думать о Феликсе, не вспоминать его добрые глаза и кривоватую улыбку. Нежные руки. Тонкую прядку волос, которая выбилась из хвоста на затылке и кудрявилась, спускаясь по шее. Подбородок, на котором пробивалась щетина. И веснушки над верхней губой.
«Перестань, – скомандовала она себе. – Сейчас же».
В этих мыслях ей виделась измена. Как можно желать человека, причинившего тебе больше боли, чем кто-либо еще за всю твою жизнь? Это все равно что выпить стакан отравы, взять в руки кобру или поднести к виску заряженный пистолет.
Она заставляла себя думать о чем-нибудь другом, но тут же начинала жалеть об этом – в голову не шло ничего, кроме утренней катастрофы. Насмешки детей из приюта звенели у нее в ушах. К ним присоединялся раздраженный визг матушки настоятельницы.
Ни на шаг не приблизилась она к потерянным кускам своего сердца, и дары Танакиль бесполезной тяжестью оттягивали карман, напоминая о ее поражении.
Но надежда стать красивой, пусть и призрачная, все же не покидала ее. Просто надо было найти другой способ получить помощь от королевы фей.
«Тави сварила джем, – думала она. – Взять бы немного и отнести старушке-затворнице… если бы я знала хоть одну. Или связать носки для солдат полковника Кафара… если бы я умела вязать. Или сварить супу для какого-нибудь больного, или беженца, или семьи бедняков с кучей детей… правда, повариха из меня никудышная».
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!