Следы на песке - Игорь Рыжков

поспать. — Она склонила голову на бок — Судя по твоим доспехам, последние битвы обошлись тебе дорого. — Она посмотрела на мою левую руку, которая была иссечена шрамами и от большого пальца осталась всего половина. Прикрыла глаза. Да… Девы всегда останутся девами. Шрамы. Мечники всегда хвастались перед девами шрамами. Я не мог понять, что их привлекало в рубцах на коже. Может быть то, что их предваряли битвы?

— С кем ты бился, Мастер, если тебе нанесли такие раны? — Она в сострадании и тревоге сломала брови.

— С сенокосилкой, Гала. — Я улыбнулся. — Это была одна из первых и самых жестоких битв. Сенокосилка была сильным противником, но я победил. — Гала засмеялась, открыв белоснежные ровные зубы. Закрыла рот рукой, отвернулась и пошла впереди, показывая мне дорогу. Ее домик был таким же, как и у всех в обители. Я переступил порог и с удовольствием вдохнул знакомый запах красок и льняного масла. Холсты стояли везде, где-то пустые, где то заполненные наполовину, где-то исчерканные набросками угольного карандаша. Мне здесь было хорошо. Кроме красок в ее доме пахло женщиной. Это особый запах, который трудно спутать с каким либо иным. Легкий, едва уловимый здорового тела, терпких луговых трав и чистых волос. Я никогда не понимал, почему так сладко пахнут волосы дев? И, собственно, зачем мне это было понимать? Достаточно того, что они сладко пахли. Я присел на ложе Галы, с трудом стянул сапоги, налокотники, сбросил панцирь и шлем. Увы, но на большее меня не хватило. Я упал головой в подушки, набитые мятой, ромашкой и провалился в глубокий, почти обморочный сон.

Мне снилась Маат. Она снилась мне часто, но я никогда не знал, как она выглядит на самом деле. Я приближался в полной темноте, к какому-то ослепительно белому сиянию, на которое невозможно было смотреть. И чем ближе я приближался, тем большее сопротивление я ощущал. Да, разумеется, Абсолют недостижим, но мне очень хотелось понять, что это. Я помню, что когда в очередной раз, белое сияние отбросило меня обратно во тьму, я решил ее посчитать. Да, это возможно. Так делают проводники. Тропы не всегда можно увидеть глазами. Не всегда можно увидеть сердцем или разумом. Но иногда их можно определить по приметам и знакам. Мой воспаленный мозг даже во сне искал тропу Терры и пытался нащупать ее, понять или хотя бы ощутить. Так же как слепой трогает пальцами работу, великого скульптора, пытаясь увидеть ее в своем воображении. Но как объяснить и показать слепому радугу?

Я мгновенно проснулся от того, что кто-то коснулся моего клинка. Родившийся однажды мечник никогда не покидает поля боя. Никогда не расстается с оружием, где бы оно ни находилось. В мече, голове или кулаках и не важно, бодрствует он или спит. За столетия жизней тело научилось спасать себя само, не спрашивая у хозяина разрешения. Я вскочил на одно колено, меч с шипением покинул ножны и уперся голубым лезвием в артерию, бьющуюся синхронно с ударами сердца Галы. То, что это дева, и она не представляет для меня опасности, я понял лишь пару секунд спустя. Я покачал головой.

— Гала, Гала… — Никогда не прикасайся к клинкам мечников, если они спят. Так, можно и погибнуть. Я убрал меч в ножны. Сбросил перевязь и повесил ее рядом с ложем. В обители Зрячего Ангела мне ничто не угрожало, если не брать в расчет все остальное. По крайней мере, то, что Терра пока не должна была знать. Гала, с трудом перевела дыхание и потерла шею, где остался едва заметный рубец от прикосновения оружия.

— Тебе снились кошмары, Мастер. Ты кричал и искал в своих снах Маат. Я посчитала, что будет лучше, если ты проснешься. Здесь в обители мы все ищем Маат и хотим знать, как она выглядит. У кого-то, возможно, получается, но никто не знает это наверняка. — Я улыбнулся, разглядывая встревоженное лицо Галы. Мне приятно было рассматривать ее лицо. Я прикоснулся пальцами к ее горячей щеке.

— Зачем мне Маат, если рядом такая дева как ты? — Лицо Галы вспыхнуло алым румянцем.

— Мастер! Ты забрался в мою постель без моего на то разрешения!!! Тебе не стыдно?! — Я пожал плечами. Так было всегда. Ты виноват перед девами уже по факту того, что родился мужем. Если бы я этого не знал, то знал ли бы я то, как помирить Маат и Гуанганапа? — Ты весь в пыли и пахнешь лошадьми! Твоя одежда истрепана! А прическа похожа на гнездо сороки! — Она топнула ногой. — Раздевайся!!! Я согрела воды, и пока ты не смоешь с себя свои тропы, я де дам тебе поесть! — Я рассмеялся в голос, обнял Галу за талию и повалил на подушки. Поцелуй был долгим и сладким. Мы знали друг друга. И когда то наши ночи были полны неги и наслаждения. Возможно, она стала бы моей третьей жизнью, но предопределение распорядилось иначе. Да… Это было, но очень и очень давно.

Гала вырвалась из объятий, легонько шлепнув меня ладонью по губам. Вскочила с постели, уперлась в меня смеющимся взглядом.

— Мастер!!! Кем бы ты ни был мечником или пастухом — вода и мыло там! — Она указала пальцем на небольшую комнату без дверей, проход в которую был закрыт широкой занавесью изрисованной красными петухами. Да… Здесь они означали рассвет, и то, что можно все начать сначала. Если бы это было на самом деле так.

Я стащил с себя рубаху из грубого толстого льняного холста, специально сотканного под доспехи, и прошел в комнату с купелью. С наслаждением опустился в горячую, настоянную на лечебных травах воду и закрыл глаза. Мне было хорошо. Тело благодарно, наливалось в мышцы упругой силой.

— Тебе помочь? — Гала с любопытством смотрела на меня, едва отодвинув занавесь.

— Да, конечно. Если тебе не трудно. — Даже голос стал звонким и глубоким. Гала подоткнула выше подол. Деловито собрала дресву в мочало и взбила из куска ароматного мыла белоснежную пену.

— Наклонись! — Я подставил покрасневшую от горячей воды спину. Она, стала ее тереть с явным намерением содрать кожу. Как хорошо, что она не видела метку Ши. Как все влюбленные она была слепа. Мне не хотелось никому и ничего объяснять. Никому и ничего не рассказывать. Хотелось просто, того чтобы, Гала сдирала кожу со спины дресвой. Я ухватился пальцами за края купели и, разумеется, не подумал о кольце. Гала закончила сладкие пытки мочалом. Вылила мне на голову ушат горячей воды. А я ждал, когда