Все могут короли - Татьяна Королева

Принцессе казалось, что со вчерашнего дня прошло уже много времени — целые века, и она изменилась так же сильно, как эта река. Стала совсем другой — сильной и мудрой, но уже никогда не сможет рассмеяться так же искренне и беззаботно, как могла еще вчера…

Санкт-Петербург. Холостяцкая квартира Макса. Хмурое утро

Фотокамера запечатлела ее беззаботно вздернутый носик, озорные, растрепанные ветром волосы и улыбку — неповторимую, наивную и естественную! Макс перебирал снимки, и ему казалось, что комната сейчас наполнится ее звонким хохотом.

Минуту назад он выдернул бумажный конверт с фотографиями из-за пояса своего делового партнера, и снимки пестрым, глянцевым веером разлетелись по комнате. Он бросился подбирать их и теперь просто сидел на полу, перебирал и рассматривал цветные осколки вчерашнего дня.

Гарик гордо взгромоздился на табурет и комментировал:

— Ты посмотри, это же шедевр! Ты посмотри, какие ракурсы… Любая экспертиза докажет, что это не монтаж!

— Поздравляю тебя, Макс, ты научился хорошо фотографировать! — уныло пробормотал репортер.

Опытный взгляд папарацци тут же зафиксировал на лице давнего друга новое, особенное выражение, некую сентиментальную грусть… Или любовь?

Гарик насторожился, вскочил и сгреб фотографии в кучу:

— Макс, понимаешь какие это деньги! — Он по-свойски поддел приятеля локтем: — Ну, говори, кому ты продал, за сколько? Признайся старому другу…

— Я больше не хочу в этом участвовать… — Макс поднялся, подошел к открытому окну, как будто надеялся отыскать взглядом нарядный мраморный особняк, резиденцию, в которой остановилась принцесса Мария.

— Да ладно… — Фотограф недоверчиво рассматривал спину Макса. — Ты влюбился? Или тебя просто совесть мучает?

Гарик аккуратно убрал снимки в конверт, подошел и легонько встряхнул Макса за плечи.

— А, я понял… Может, ты сошел с ума от счастья? Так вот, послушай меня внимательно, ты, папарацци лысое! Ты на себя в зеркало когда последний раз смотрел? Забыл, что ты там видел? Пойди посмотри еще раз и все поймешь! — Он подтолкнул Макса к ванной и добавил: — Ты был халиф на час! Она тебя уже забыла…

Макс сразу поблек, погрустнел, потянулся за сигаретой:

— Гарик, это твои фотографии, делай с ними все, что захочешь…

— Макс, ну чего ты? Это же наш шанс, твой и мой! Помнишь как мы в детстве мечтали прославиться? А с таким материалом нам все двери откроются… Это же будет самый лучший материал, убойный! Настоящая сенсация! Про нас весь мир говорить будет!

Наверное, Гарик не заметил, как много успело измениться со времен их босоногого детства. Мировые сенсации перестали интересовать Макса, во всяком случае сейчас. Он снова отвернулся к окну…

Гарику оставалось только вздохнуть и запихнуть пакет с фотографиями за ремень:

— Ты прав, это мои фотографии! А ты теперь делай что хочешь!

Он подошел к двери, а пропорциональная, спортивная и крепкая фигура репортера осталась у окна, как идеальная модель для фотоэтюда, только привычное выражение иронии с лица Макса вытеснила тоска. Гарик не знал чем помочь человеку, которого уже много лет считал своим единственным другом. Он просто махнул рукой:

— Встретимся на пресс-конференции!

Дверь за ним захлопнулась.

Пресс-конференция, на которой будет она…

Макс почти физически ощущал, что ему необходимо увидеть принцессу, услышать ее голос хотя бы еще один раз!

Он стал лихорадочно собираться…

Санкт-Петербург. Холл элитной новостройки. День

Двери лифта открылись на первом этаже. Но выскользнуть из дома незамеченным Максу не удалось. Из-за прозрачной перегородки поста консьержки раздался знакомый скрипучий голос:

— Максим Петрович! Максим Петрович! Будьте любезны, подойдите сюда на секундочку… Вы ничего не забыли?

Макс подошел к аккуратному окошку, вынул бумажник и отсчитал деньги:

— Рассчитаться? Вот — за прошлый месяц, это — за будущий…

Таисия Григорьевна, не пересчитывая, стряхнула деньги в ящик стола, таинственно посмотрела на Макса поверх очков, поманила его пальцем и тихо спросила:

— Принцесса уже вернулась к себе?

Жилец старательно изобразил недоумение:

— Какая принцесса, Таисия Григорьевна? О чем вы?

— Не надо… своим людям говорить неправду… — Она придвинулась к самому окошку, исхитрилась ухватить Макса за рукав, притянула к себе и перешла на доверительный полушепот: — Ах, Максим Петрович, я ее сразу узнала! Еще когда вы по телефону просили посмотреть… когда она… спала на вашей кровати… — Консьержка потупила взор и зарделась как юная девушка. Целомудрие было наследственной добродетелью Таисии Григорьевны, унаследованной от троюродной прапрабабушки — выпускницы института благородных девиц. Консьержка поправила очки и объяснила: — У меня отличная зрительная память! Я же видела вашу принцессу по телевизору в новостях, еще до того как вы позвонили… — Старушка многозначительно улыбнулась: — Вы лихой Дон Жуан, Максим Петрович! Это же надо, заманить к себе принцессу… это, знаете ли… просто как в романе… Или нет, прямо как в сериале!

Почтенная дама мечтательно закатила глаза, несколько раз шумно вздохнула и пустилась в еще большие откровения:

— Я всегда уважала искусников обольщения! Мне в молодости встречались такие экземпляры… — В голосе консьержки проскользнули интимные нотки: — Я вам обязательно расскажу. Разумеется, это не для прессы!

— Вы ошиблись, Таисия Григорьевна, — Максу, наконец, удалось вырваться из цепких пальцев консьержки. — Это была не принцесса!

— Не принцесса? — поразилась Таисия Григорьевна. Как же она могла обознаться? Консьержка сняла очки и с подозрением вертела их в руках. Наверное, пора отправляться к офтальмологу за новыми. — А кто же она?

— Просто очень хорошая девушка… — вздохнул Макс и заторопился к выходу.

Санкт-Петербург. Зал приемов Дома печати. День

Зал приемов, в который доставили принцессу Марию, напоминал сказочный дворец. Даже в отцовских покоях их родового замка трудно было отыскать большее великолепие! Величественные гобелены покрывали стены, а изображенные на них сюжеты были еще более древними, чем сами гобелены. Но краски не померкли от времени, а лишь обрели мудрое благородство и аристократическое достоинство.

Картины в тяжелых золоченых рамах увековечили славу героев давно позабытых битв. Мельчайшие трещинки, покрывавшие полотна, напоминали, что у настоящего искусства, как и у светской дамы, нет возраста.

С украшенного лепниной потолка каскадами хрусталя струилась огромная люстра. Лучи света многочисленных софитов причудливо преломлялись в каждом кристалле подвесок, рассыпались на сверкающие брызги и радостными бликами опускались в зал.