Рена и таинственный чародей - Шервуд Смит

— Но я и сам толком ничего не знал. Отец рассказывал что-то, но тогда мне было всего пять лет, и я немногое понял. А потом он умер. Коннор нахмурился. — Хотя, кажется, какие-то силы, заложенные во мне предками, возрождаются, — добавил он тихим голосом, таким тихим, что Рена едва могла расслышать.

Вопросы просто жгли ей язык, но она видела, что Коннору нелегко даются воспоминания, и сдержалась.

Они шагали молча. Рена ждала.

— Теперь я знаю намного больше, но чем больше узнаю, тем таинственнее кажется мне все, что со мной происходит, — продолжил Коннор через несколько минут. — Ийон Дайин были народом, явившимся из иного мира. Дайин — это название того мира, из которого они пришли. А Ийон — слово, обозначающее «народ». Все очень просто. Но произнесенное вместе — Ийон Дайин — имеет совсем другой смысл: «Люди, убегающие от». От кого или чего? Кто знает?

— Иной мир, — пробормотала Рена, чувствуя, как ее охватывает неодолимое желание побывать не только в этом, ее мире, но и в других, далеких, недоступных, тайных и притягательных.

— Они владели волшебством так же, как любой человек обладает слухом, зрением или голосом. Однако со временем, соединяясь с людьми, они теряли эту свою врожденную способность, распыляя ее в потомстве, — медленно рассуждал Коннор. — Но оставалась странность. Высоко над землей, в окружении заснеженных горных пиков их ослабевшее волшебство усиливалось… — Он умолк, вперяя взгляд вдаль, словно прозревая то, чего не видела Рена. — Наверное, потому я каждый раз, путешествуя в горах, чувствую необыкновенный прилив таинственных сил…

Рена слушала затаив дыхание. Вопросы так и рвались из нее. Что? Как? Почему?

Коннор меж тем грустно покачал головой.

— А сейчас я теряю это. Сила волшебства уходит. Чувствую, как, спускаясь с высоты, с каждым шагом утрачиваю тайную, необъяснимую свою способность.

— Да, наверное, в долине ты уже не сможешь погасить огонь, как сделал это в горах, — вздохнула Рена.

— И все же до конца я не знаю, на что способен, — быстро проговорил Коннор. — Но вот странность, эти озерные жители назвали меня небесным хозяином… Они призывали: с неба упавший, в небе дышавший… А ведь так они в своих воспоминаниях обращаются к Ийон Дайин. Это потому, что Ийон Дайин легко превращаются в птиц. У некоторых из них была даже способность управлять ветрами и погодой. — Лицо его осветилось обычной смущенной улыбкой. — Кажется, я унаследовал и этот талант. Но это опасно. Буря, которую я поднял, чтобы потушить пожар, может натворить больше вреда, чем добра. Вот почему я поостерегусь впредь вытворять подобные штуки.

— Они и о себе рассказывали?

— Совсем немного, ответил Коннор. — Все же мы для них чужие. Но они откуда-то знали, что мы приближаемся, и готовы были помочь, — Он помолчал и вдруг добавил: — Они хотят, чтобы я вернулся. — Внезапно он остановился, оглянулся на исчезающее в светлом мареве озеро и с напором проговорил: — И я хочу пойти к ним!.. Но сначала мы должны довершить наше дело.

— Я бы хотела вернуться туда с тобой, — прошептала Рена.

Коннор засмеялся.

— Почему-то я знаю, твердо уверен, что так и будет. Они называли тебя Головастик-Переплыви-Море. И мне показалось, что ты для них желанный гость.

— Как ты сказал? Головастик-Переплыви-Море? Ну и прозвище! И что оно означает?

Коннор остановился на краю скалы, глядя вниз. Там, внизу, словно огромное колесо, лежал город Киель.

Рена ждала его ответа, разглядывая тонкие и ровные, словно колесные спицы, черточки улиц, крошечные коробочки домиков, мелкие солнечные блики на золотых шапках башен, будто рассыпанные по земле осколки стекла. На мгновение ей показалось, что город кружится, как карусель. Рена зажмурилась. Сердце ее билось отчаянно. «Здесь, здесь, здесь», — твердила она себе, страстно желая поскорей оказаться в суете этого вертящегося городского колеса.

Коннор опять заговорил:

— Мне кажется, прозвище это означает, что в тебе таятся недюжинные силы, неведомые таланты. Но ты их еще не обнаружила.

— А, вот и ты, несносный пес! — нарочито сердитым голосом воскликнула Тересса.

Тетя Карлас брезгливо фыркнула:

— Фу, в какой грязи он катался?

Тересса протянула руку, и рыжий охотничий пес прыгнул на террасу. Он понюхал ладонь Терессы и улегся рядом с ней, устало высунув язык. Зеленая бархатная лента, повязанная вокруг его шеи, была заляпана грязью.

Тетя Карлас отвернулась и медовым голоском принялась рассказывать королеве о скучном-скучном празднике, устроенном вчера некой придворной дамой.

Тересса сидела в сторонке от взрослых. Девочки, окружавшие ее, упоенно сплетничали. Тересса поневоле вслушивалась в их трескотню, помня, что надо улавливать каждое словечко. Вдруг в пустой болтовне промелькнет что-то важное? Однако она уже устала бодрствовать несколько вечеров кряду, и теперь, разморенная жарким дневным солнцем, то и дело теряла нить разговора, а цветы на клумбе вдруг расплывались радужными пятнами.

— А как ты считаешь, сестрица?

Тересса вздрогнула от резкого голоса Мирли. Она повернулась к ней, изображая на лице вежливый вопрос.

Мирли, обиженная таким невниманием, надула губы, отчего нос ее навис небольшой грушей.

— Ты согласна, сестрица? — требовательно повторила Мирли.

Тересса улыбнулась и слегка пожала плечами. Мирли только того и требовалось. Она снова обернулась к девочкам и протяжно проговорила:

— Да, да, это просто недопустимое поведение. Вот и сестрица согласна.

Тересса понимала, что Мирли неспроста подчеркивает слово «сестрица», желая показать остальным свою близость к королевскому семейству. Другие мальчики и девочки должны были говорить «принцесса Тересса».

Мирли между тем схватила пышное пирожное и жадно надкусила, выдавливая крем на щеки. Сидевшая рядом с ней Кирна, дочь баронессы Ласлан, чуть подняла бровь. Ее круглое лицо выражало брезгливое презрение.

Тересса вспомнила, что Мирли недавно уколола Кирну мимолетным замечанием о том, какими толстыми делают некоторых платья с оборками.

Кирна тоже ненавидит Мирли, догадалась Тересса. Неожиданно для себя она вдруг почувствовала жалость к своей злобной кузине. Любит ли кто-нибудь ее по-настоящему? Одни ластятся к ней, помня о богатстве и знатности ее родителей. Другие побаиваются ее ядовитого язычка.

Тересса улыбнулась про себя, подумав, как ей повезло с подружкой. Рена любила меня в сиротском приюте, и не подозревая, что я принцесса. Да и после мой королевский титул не имел для нее никакого значения.

Мирли возненавидела Рену, как только та появилась во дворце, насмешничала и злословила за ее спиной, твердила, что сиротка просто не понимает, как ей, безродной крестьянке, повезло, что на нее обратила внимание высокородная принцесса.