Удар змеи - Александр Прозоров

— А-а, вот оно как, — начал понимать Зверев.

— Вот-вот, и в этом они все! — развалился на подушках гость. — Коли ты им мир предложишь — добить постараются, коли дружбу — войну насмерть затеют. Слабость выкажешь — не успокоятся, пока не уничтожат. Не нужен им ни мир, ни дружба, ни уважение. Им нужно, чтобы ты им слугой был, рабом али зверьком домашним, который в покровительстве нуждается и о том постоянно умоляет.

— Будут делать все наоборот?

— Магомет им завещал на всей земле законы басурманские установить. И за то воевать они до конца станут, каждой возможностью пользуясь. Предложением мира их только раззадорить можно. Коли мира хочешь, значит слаб. На уступки пойдешь — давить станут, пока целиком не сожрут. Нет для них иного правила, нежели подчинение иноверцев их власти. Нет, и все. Ты хоть ведаешь, княже, как они империю свою называют? Земля мира! А все, что вне империи — земля войны. И не наступит нигде мира по их закону, пока чужие земли землей империи не станут. Их можно убить — или подчиниться. И никак иначе.

— Ты, стало быть, подчинился, боярин?

— Я в полоне, княже, нечто ты забыл? — пригладил бороду гость и тяжко вздохнул. — Не торопится что-то меня выкупать государь наш, кормилец.

— Я как раз и приехал о выкупе полонян с ханом сговориться.

— От это хорошо, княже! — встрепенулся Грязный. — Это славно. Я ныне об этом как раз уговориться с ханом успел.

— О чем? — насторожился Зверев.

— О выкупе полона татарского за этот год. Сие ведь через Девлета все идет. Он с каждого выкупленного ратника четверть получает, да еще четверть султану османскому уходит, как верховному владетелю здешнему. Посему беи крымские списки с пленниками в Бахчисарай шлют, а казна царская по уговору всех выкупает.

— Государь меня о выкупе посылал договариваться… — сухо сообщил князь Сакульский.

— Не надобно тебе, княже, без опыту с эмирами здешними уговариваться, — мотнул головой гость. — Я же сказывал, тут каженное слово продумать важно, дабы басурманин равенства часом не ощутил. Тут даже перечить и то с лестью и почтением надобно, и уговариваться не советами или, спаси Боже, требованиями, а намеками и уважением к мнению ханскому… От, по осени, государь посольство свое присылал, с татарами об альянсе уговориться, с ляхами вместе воевать. И что? Как басурмане про союз услышали, так враз на дыбы встали. Какой союз?! Не могут они с неверными в союзе быть, ровно по чину одинаковы! Надобно было о подмоге татарской в сем деле говорить, будто мы покровительства крымского в войне просим. С сим бы условием согласились бы они, отчего нет? Слова разные, но суть-то одна. Пошли бы вместе ляхов-схизматиков бить. Да ведь князья Шереметев да Салтыков рази на уважение и поклон согласятся? Уперлись, ровно дети неразумные! А меня бы спросили, через меня переговаривались, так и сговорились бы, верно говорю! Ныне, слышал, заместо союза с Девлетом супротив Польши придется государю с самими же татарами и биться…

На пороге появился Богдан с ведерным бочонком в руках, поставил его на пол. Следом просочилась пожилая служанка, расстелила чистую тряпицу с вышитым краем, поставила на нее пиалы, миски с орехами, курагой и светлым изюмом. Хозяин постоялого двора тем временем вкрутил в бочонок медный краник и с поклоном вышел.

— Э-эх… — Зверев наклонил бочонок, наполнил кубки. Поднял свой, стукнул им о край другого, выпил и тут же налил снова. Выпил.

— Эк тебя проняло… — Боярин сделал несколько глотков.

— Не могу. Прямо хоть не выходи никуда! — Андрей опрокинул в себя третий кубок. — Нечто я не понимаю, чего они от меня хотят, на что надеются? Хотят, чтобы выкупил. А я что? Мне отца найти надобно, мне дело государево исполнить нужно. Я не могу тратить серебро, я не могу превращать свой обоз в неповоротливую толпу! — Зверев налил еще, покосился на гостя: — Так ты проведешь меня к хану?

— Сие не так просто осуществить, княже, — с оттенком снисходительности сообщил Грязный. — Ты человек знатный, родовитый, спору нет. Но в здешних местах чужой. У хана же хлопот много, его беи и эмиры своими заботами с утра до ночи занимают. С тобой же надобно беседу вести, несколько часов из планов выкроить. Это я могу мимоходом пару слов Девлету на ушко шепнуть, да тут же ответ либо соизволение услышать. А ради тебя прием особый устраивать надобно. Хан заскучал как-то перед намазом, никто его не тревожил, тут я и воспользовался, подпись его под списком полоняников получил, дозволение обмен произвести. Надобно токмо серебро привезть.

Андрей промолчал. Настырная активность боярина Грязного ему сильно не нравилась. Пока он даже не мог объяснить — почему. Может, потому, что старания пленника явно шли на пользу татарам — халатами просто так никого не награждают. Интересы же Османской империи и Русского царства не совпадали практически ни в чем. Тот, кто приносит пользу здешним правителям — без сомнения, вредит Руси. И наоборот.

— Нечто тебе так хочется на хана Девлет-Гирея посмотреть, Андрей Васильевич? — Гость сделал еще несколько глотков вина, взял щепоть орешков, кинул в рот. — Так тебе, мыслю, ему голову срубить куда как больше хочется, нежели льстить, кланяться и упрашивать. А ведь, коли не льстить и не упрашивать, ничего в Бахчисарае не добьешься. Уедешь, княже, с пустыми руками. Токмо времени потратишь несчитано. Приема ханского месяцами ждать приходится.

— Ладно, давай список, — решил Зверев. — Гляну, чего там получилось, а уж потом решать станем.

— Кабы знать, чего ради ты прибыл, с собой бы взял, — вздохнул боярин. — В светелке моей свиток остался. Давай завтра принесу, после второго намаза?

— Ты уже в намазах время измеряешь, боярин? — удивился князь.

— А как иначе, Андрей Васильевич? Муэдзины с минаретов орут, что ишаки бешеные, всем в округе слышно. Очень удобно часы отмерять.

— Завтра так завтра. — Зверев опрокинул в себя еще кубок и наконец-то ощутил, как, оглушенная алкоголем, отступает перемешанная с бессилием и ненавистью нутряная боль. — Если списка с собой нету, тогда пей.

— Твое здоровье, княже! — поднял кубок боярин Грязный, выпил до капли, крякнул, закусил курагой. — Отец Георгий сказывал, письмо у тебя для меня имеется?

— Совсем забыл, — хлопнул себя по лбу Андрей. — Прости, боярин.

Он снял с шеи ремешок с ключом, открыл сундук, достал переданную дьяком Висковатым грамоту, протянул гостю.

— Благодарствую, княже. — Василий Грязный развернул свиток у окна, прочитал, шевеля губами, кивнул, пару раз перекрестился: — Ну, слава Богу. Государь пишет, жене моей жалованье за службу передать велел и исполчения покамест с именья не требовать. Ну, и попрекает опять, что глупо в полон попал. Давай, Андрей Васильевич, выпьем за царя нашего. Счастлива Русь таким правителем.

— Давай, — согласился Зверев, в очередной раз наклоняя бочонок, и снова вспомнил о государевых поручениях: — Ты здесь не первый год, боярин. Скажи, ты видел у него карту Крыма? Такую, чтобы города, крепости и дороги обозначены были.