Тайна крови - Наталья Данченко

— В детстве я удивлялся, из-за чего может плакать богиня?

— А теперь?

Ник усмехнулся:

— А теперь у меня своих забот хватает, чтобы ещё о печалях богов беспокоиться. Они же о моих не думают.

— Это точно, — согласился Серый.

Они помолчали, глядя на дождь.

— Ну хоть мне скажи, как твоё настоящее имя, — попросил Ник.

— Натаниэль ван Гельштам.

— Тьфу, — сплюнул Ник. — Не хочешь говорить, так бы и сказал, чего насмехаться? — и раздосадовано ушёл, оставив лазутчика одного.

Серый, улыбнувшись, проводил его взглядом и снова уставился на дождь, что припустил пуще прежнего.

— Льет будто в последний раз, — сказал Изюм, отфыркиваясь и стирая с лица дождевые капли.

Он только что пришёл с улицы, где второй час шел сильный ливень. Прошлепал сапогами по темному коридору и остановился на пороге кухни.

— Ну и нечего было ходить, грязюку только натаскал, вон какая лужа с тебя натекла. Мне опять пол мыть? — загалдела стряпуха Глая, от возмущения махая тряпкой, с которой кажется, никогда не расставалась.

— Не бурчи, что ты всё время как курица, кудых-кудых…

— Дядь Изюм, можно я Шустрика пойду поищу?

Том сидел за столом, болтал со скуки ногами и жевал пирожок с капустой. Вообще-то ему давно пора было быть в постели, как и другим воспитанникам сиротского приюта, но мальчишка знал, что ходит у стряпухи Глаи в любимцах и не стеснялся пользоваться этим.

— Какой я тебе дядь Изюм?! Ремня на тебя нету!

— Да ладно тебе, дядь Изюм. Все ж тебя так называют, потому что у тебя морщин много.

— Нет, ты посмотри на него! — возмутился старик под заливистый смех Глаи.

— А что, не правда что ли? — пожал плечами острый на язык Том.

— Вот погоди, доживешь до моих лет, столько же морщин будет.

— Не будет, — мотнул головой мальчишка. — Я молодым умру.

Тетка Глая осеклась, нахмурилась:

— Не говори ерунды. Доедай лучше пирог, а то не дам больше.

Том знал, что тетка Глая пугает, а сделать — не сделает, но всё равно откусил часть уже давно остывшего пирожка и опять заканючил с полным ртом:

— Дядь Изюм, ну пусти!

— Куда пусти? Говорю тебе, ливень хлещет, темнота такая аж руки своей не видать. Где ты псину искать будешь? Небось, спрятался твой Шустрик где-нибудь под кустом и сидит, дождь пережидает. Собака и та умнее тебя.

Том быстро сглотнул последний кусочек пирожка и вытер рукавом рот. Оставался последний, почти беспроигрышный вариант. Мальчишка слез со стула и подошел к стряпухе.

— Теть Глая, я таких вкусных пирожков сроду не ел, — сказал он, глядя на неё широко открытыми глазами, а потом, приняв наиболее жалостливый вид, тихо попросил. — Можно мне пойти Шустрика поискать?

— Ой-ой, и отпустит ведь! — раскусил дядя Изюм уловку мальчишки. — А я потом отвечай.

— Да что с ним может сделаться? — рассудила уже готовая сдаться Глая.

— А как с соплями и больным горлом сляжет, первая же кудахтать будешь.

— Что ж мы его от соплей не выходим что ли? — махнула тряпкой Глая.

— Да не заболею я! Сами же говорили, что меня никакая хворь не берет.

— Ну беги уж, а то ведь замучаешь, — наконец сдалась Глая.

— Так и знал, — посетовал дядь Изюм. — Только, слышь, за ограду не перелезай.

— Да я только до калитки и обратно, — уже убегая, крикнул мальчишка.

Дядька Изюм не соврал, ливень хлестал такой, что в первую минуту Том засомневался: может и правда лучше стоит пойти в кровать? Дурачок Фука, наверное, уже третий сон видит, пуская слюни на подушку. Воспоминания о теплой постели манили Тома, но отступать он не любил.

«Только до калитки пробегу и обратно», — решил он и шагнул с крыльца.

Уже меньше, чем через минуту в изношенных ботинках хлюпала вода, а сам Том промок почти до исподнего. Бесполезно прикрывая голову сорванным лопухом, мальчишка пытался разглядеть сквозь струи дождя пса — любимца мальчишек всего приюта. Отплевывая льющуюся с носа воду, Том выкрикивал кличку собаки, но из-за шума дождя едва слышал сам себя.

Двор сиротского приюта был довольно большим. На заднем участке Изюм с Глаей растили картоху и брюкву и страшно ругались, если кто-то из мальчишек, играя, забегал на грядки. Том туда не пошёл, нечего сердить Глаю, а то и правда не даст больше пирожков.

— Шустрик! — кричал Том, но призыв оставался без ответа.

Наконец, ему показалось, что он слышит собачий лай. Поспешив на звук, мальчишка оказался возле калитки.

— Вот ты где! — обрадовался Том и потрепал псину за мокрую холку. — Скажи, кто тебя отвязал, опять Фука-дурак?

Шустрик лизнул руку Тома и снова залаял, глядя на калитку.

— Ну ты чего? Что там увидел?

Шустрик был довольно мирной собакой, ладил со всеми из приюта, но чужих недолюбливал. Том смахнул воду с глаз и приблизил лицо к прутьям ограды. За калиткой никого не было.

— Нет никого, Шустрик.

Но пёс продолжал надрываться, тыча мордой куда-то сквозь прутья.

Том опустил глаза вниз и увидел сквозь капли дождя очертания большой корзины. Она была накрыта какой-то уже насквозь промокшей тряпкой. Том слегка удивился. Прихожане, конечно, частенько приносили съестное или ношенные вещи, но зачем нужно было оставлять у калитки, да ещё в такой дождь? Посетовав на людскую глупость, Том полез через ограду. Не оставлять же добро под дождем, чтобы совсем испортилось? А бежать за Изюмом, чтобы он открыл замок калитки уж больно долго.

Ограда была невысокой, и обычно перебраться через неё было делом одной минуты. Но сейчас лезть по мокрым прутьям оказалось тяжело. Наконец Том оказался по ту сторону калитки и решил, что за свои старания запросит лучшую часть того, что лежит в корзине. Поднять с первого раза не получилось, она была очень тяжелой.

— Ничего себе, сколько навалили, — пробормотал Том и напряг силы.

С него ни один пот сошел, прежде чем ему удалось вытянуть корзину наверх, а потом, свесившись через ограду, поставить её на землю с другой стороны. Пару раз он чуть не навернулся, но в итоге всё же преодолел все препятствия.

— Надо хоть посмотреть, что внутри, а то может смеха ради камней наложили, а я тут мучился, — сказал Том Шустрику, который уже тыкался мордой в корзину.

Под тряпкой оказалась крышка. В таких корзинах дядька Изюм приносил Глае рыбу. «Если это она, я помру», — с тоской подумал Том, он терпеть не мог никакую рыбу. С испортившимся настроением, он открыл крышку и…