Разорванный август - Чингиз Абдуллаев

– О чем ты говоришь? – изумился Эльдар. – Как наши?

– Наши, – повторил со значением генерал, горестно вздохнув. – Там ведь двое остались в живых, и один уже кое-что сумел рассказать. Только никому не говори его имя. Хотя можешь говорить, все равно все литовские газеты об этом напишут, а наши потом перепечатают. Томас Ширнас, – пробормотал он имя раненого таможенника, – он уже дал показания.

– Скажи вразумительно, что именно там произошло. – О трагедии в Медининкае знал уже весь мир. Там были расстреляны шесть полицейских и таможенников. Еще двое получили тяжелые ранения.

– Их расстреляли омоновцы, – выдохнул Сергеев. Он поднял глаза на Сафарова, и Эльдар понял, что его гость выпил не так уж и много. Его просто потрясла эта страшная трагедия.

– Это были омоновцы? – не поверил Сафаров. – Не может быть! Что ты говоришь?

– Может. Нам даже известны их имена. Только об этом сейчас нельзя никому говорить. Будь они все прокляты!

– Но почему?

– Эльдар, ты же сам все понимаешь, – опустил голову Сергеев, – не будь наивным ребенком. У нас началась самая настоящая гражданская война, которая идет уже несколько лет. Прибалты и некоторые другие хотят выйти из состава нашей большой и дружной страны, а мы их не отпускаем. Соответственно, есть те, кто выступает за них, и те, кто сражается за нас. Идет самая настоящая гражданская война, в которой не бывает ни правых, ни виноватых. Я ведь знаю, как там издевались над рижским ОМОНом, как ненавидят ОМОН в Вильнюсе. Все знаю. А они тоже не стальные. Решили таким образом заявить о себе. Вот и расстреляли таможенный пост вместе с полицейскими. Это все из-за вас, проклятых политиков, молодые ребята убивают друг друга. Это все из-за вас столько убитых. И не только в Литве. Разве у вас в Азербайджане убивают меньше? Я был в Нагорном Карабахе и видел все своими глазами. А сколько убили у вас в январе девяностого, когда в город вошли танки? Сто, двести, триста человек? Идет война, Эльдар, и мы сражаемся не за наши гуманные идеалы.

– Подожди, – перебил его Сафаров, – значит, это убийство было организовано омоновцами? Ты понимаешь, что говоришь? Это ведь ужасно. Тогда получается, что литовцы правы, когда обвиняют Центр в подстрекательстве...

– Конечно, правы. Поэтому и не хотят оставаться с нами в этой большой навозной куче, – пробормотал Виктор, – а мы никак не хотим их отпускать.

Эльдар молчал, потрясенный заявлением друга. Но он знал, что генерал Сергеев не стал бы говорить ему подобных вещей, если бы не был уверен в этом на все сто процентов.

– Это гражданская война, – снова убежденно повторил Виктор, – и нет здесь никакого просвета. Либо нужно быстрее всех распустить и отпустить, либо стрелять и убивать, чтобы удержать в наших рамках. Ничего другого нам не остается. Третьего варианта просто нет. Либо их свобода, либо общая тюрьма.

– Я думал, что ты настроен немного иначе.

– Да, я все знаю. И я тоже думал иначе. Мы ведь вместе с тобой летали в Литву зимой этого года. И мы старались изо всех сил быть на стороне тех, кто пытался удержать Литву в составе Союза. Только удержать их уже нельзя, понимаешь, нельзя! Люди хотят быть свободными, они не могут жить в постоянном страхе.

– А может, это ошибка? Может, там были все-таки бандиты?

– Откуда столько бандитов на границе Литвы и Белоруссии? – поморщился Сергеев. – Да еще с автоматическим оружием. Очевидно, литовцы до последней секунды не верили, что в них будут стрелять, поэтому и не особенно сопротивлялись. Если бы там были бандиты, то хотя бы один из восьмерых успел бы сделать хоть один выстрел. Но выстрелов не было. Значит, это был либо рижский, либо вильнюсский ОМОН.

– И ты готов их осудить, даже не разобравшись, что именно там произошло?

– Не готов. Я офицер милиции, Эльдар, и знаю, что такое честь офицера. И я коммунист, который не вышел из партии и не собирается этого делать. Но я хочу понять, на чьей стороне мы сражаемся и какими методами будем сражаться и дальше. Опять давить танками, стрелять в головы, сажать всех подряд? А если мы к этому не готовы, может, стоит просто отпустить всех, кто хочет уйти, к чертовой матери? Чтобы не начинать эту войну, в которой мы все постепенно озвереем.

Знаешь, наверное, не нужно было к тебе приезжать и все это рассказывать, – пробормотал Сергеев, – ты у нас очень большой человек, работаешь в администрации президента.

– А я думал, что мы друзья, – сказал Сафаров.

– Надеюсь, что ими и останемся, просто я не мог с этим никуда пойти. И никому не мог об этом рассказать. А тебе я доверяю, поэтому и приехал. Вот ты мне теперь и скажи, как мне с этим жить?

– Думаешь, что я знаю ответы на все вопросы?

– Должен знать, раз работаешь у президента всей страны, – выдохнул Сергеев.

– Я не знаю, – ответил Эльдар, – и ничего не понимаю. Конечно, нужно отпускать тех, кто не хочет жить в единой стране. Такими методами их все равно не удержишь. Только я думаю, что всеобщий бардак и развал – это тоже не выход. Может, прибалты и сумеют отделиться и выжить, их ведь сразу Европа примет. А как быть другим, они об этом подумали? Или им все равно? Развалив Союз, к чертовой матери, они уйдут, а остальные пусть выживают, как хотят? Только ведь так не получится. У литовцев или латышей в соседях шведы и финны. А рядом цивилизованная Европа, готовая их принять и помочь. А кто рядом с Таджикистаном или Киргизией? Афганистан, в котором еще много лет не будет никакого порядка? Иран со своим теократическим режимом? Пакистан, где идут вечные разборки? И еще не забывай, что разные менталитеты и разные судьбы народов. У прибалтийских республик был опыт собственных государств, а в Средней Азии сразу от глубокого феодализма перешли в социализм. Если сейчас резко стержень выдернуть, они сразу обратно в феодализм и провалятся, без всяких надежд на выживание. Единственный выход будет в сильных авторитарных лидерах, которые смогут удерживать ситуацию под контролем. Но это тоже до поры до времени. А потом там начнутся локальные гражданские войны, с феодальными обычаями кровной мести и беспощадной резней. Или придут к власти теократические режимы.

– Мрачная перспектива, – согласился Сергеев. – Значит, никакого выхода нет?

– Есть. Отпускать всех, кто твердо решил не оставаться и наводить порядок в большом доме. Других вариантов нет.

– Наши не хотят их отпускать, а они не хотят оставаться, – напомнил Виктор. – Вот так и будем жить, ненавидя друг друга. Хотя нет, уже убивая друг друга. Дальше будет еще хуже. – Он стукнул кулаком по столу, и стоявший на столе стакан, упав, разбился.

Эльдар укоризненно покачал головой:

– Тебе не говорили, что нельзя столько пить?

– А убивать людей можно? – отмахнулся Сергеев. – Ладно, где у тебя ванная комната? Пойду умоюсь.

Он поднялся и, пошатнувшись, пошел в ванную. Эльдар остался сидеть на месте и продолжал размышлять. Значит, трагедия и траур литовцев вполне оправданны. И в том, что именно омоновцы убили столько людей, он теперь не сомневался. Он вспомнил последние сообщения из этого литовского местечка, фотографии погибших, которые появились в западных изданиях, и тяжело вздохнул. Выходит, что и он на стороне тех, кто душит свободу, расстреливает невинных людей и не позволяет народам самим выбирать свою судьбу. Значит, он тоже на другой стороне. И выбор за него делают совсем другие.