📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгДетективыСмертельная верность - Татьяна Ефремова

Смертельная верность - Татьяна Ефремова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 33 34 35 36 37 38 39 40 41 ... 50
Перейти на страницу:

Я тихонько приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Так и есть, Димыч в своем репертуаре. Сидит, развалясь, на стуле, наблюдает с едва заметной ухмылкой за собеседником. А на Давыдова уже смотреть страшно — красный, как рак, руками размахивает. А ведь пожилой человек, давление, небось, скачет. Димыч все-таки скотина. Это у него метод такой. Доведет человека до белого каления и навострит уши. Он считает, что в таком вот состоянии человек теряет всякое самообладание и в запале может рассказать то, что старательно скрывал до этого. Интересно, какой у этого варварского метода коэффициент полезного действия? Сколько важных сведений удается разобрать Димычу в потоке ругани, которая на него обрушивается? Мне бы точно было не до того, я вообще плохо переношу, когда на меня кричат. Переживаю, нервничаю и заметно тупею. Это потому, что я не могу быть вне ситуации. Так Димыч говорит. Вот он это умеет. Наблюдает за происходящим как бы со стороны. Вот оперативник, вот подозреваемый или свидетель. Свидетель мечет громы и молнии, орет, обещает пожаловаться начальству, а опер на это никак не реагирует. Потому что он — Димыч — не отождествляет себя с тем опером, на которого кричат. То есть, с самим собой. Что-то я окончательно запуталась. Помню, когда Димка мне это рассказывал, все было понятно и логично. А без него никакой логики не получается. Не понять мне, как это можно наблюдать со стороны, как орут на тебя самого. И близко к сердцу этого не принимать, потому что ведь со стороны наблюдаешь. Вообще конечно, навык полезный. Захаров вот утверждает, что это умение здорово пригождается, когда вызывают к начальству на ковер. У него это бывает часто, ведь многие свидетели на самом деле жалуются на него.

Димыч заметил меня и махнул рукой, чтобы заходила.

Я юркнула в комнату и присела на ближайший к двери стул. Место было не самое удачное. Стул был старый и колченогий, сидеть приходилось на самом краешке, боясь лишний раз пошевелиться. Тут уж я сама виновата — думать надо было, куда садишься. Неспроста ведь этот мебельный инвалид оказался в самом углу. Специально убрали с глаз долой, чтобы никто на него не сел. А тут я, боящаяся лишний раз обратить на себя внимание. Вот и сижу теперь в неудобной позе, рискуя в любой момент оказаться на полу среди мебельных обломков. К тому же рядом на другом стуле, покрепче, навалены горой дрессировочные костюмы. Внушительная такая гора с дорессировочным рукавом на вершине. Он все так же топорщит согнутый локоть, и от этого кажется, что там внутри что-то есть. Вернее, кто-то. Какая-нибудь отдельно живущая рука. Ерунда какая в голову лезет! Это потому, что я не могу толком сосредоточиться на разговоре Димыча с Давыдовым — мне почти ничего не видно.

— Да вы не нервничайте так, — предложил Захаров собеседнику. — Я же просто спросил, без всяких намеков.

— Да какое, к черту, просто?! Я же вижу, что вы уже Кольку в убийцы определили. Сами себе решили, что он виноват, а теперь любую белиберду принимаете как доказательство.

— Да с чего вы взяли? — фальшиво изумился Димыч.

— Вы дурачка из меня не делайте! — снова заорал Петр Алексеевич. — Я не пацан зеленый, я пожил уже. И повидал вас таких, хитромудрых.

— Да не делаю я из вас дурачка. Я просто уточняю полученную информацию. Как у специалиста. Вы ведь в этом лучше разбираетесь.

— Лучше! И в людях я лучше вас разбираюсь. Поэтому еще раз говорю: Рыбкин не мог никого убить. И причин у него не было Юрку убивать. А то, что подрались, так это у нас тоже бывает. Тем более, характер у покойника был сволочной. С ним не один Рыбкин дрался.

— А кто еще?

— Да пошли вы! — не выдержал Давыдов и махнул обреченно рукой. — Ничего я вам больше не буду рассказывать. Вы вон как все мои слова поворачивает. Как вам надо, так и трактуете. И вообще, на допросах адвокат должен быть.

— Так это на допросах. А у нас просто разговор. Уж и спросить ничего нельзя.

Оба разом замолчали, только сопели обиженно. Как дети малые.

Я выглянула из-за кучи дресскостюмов.

Давыдов с Димычем сидели друг напротив друга за столом и смотрели исподлобья. Димыч вдруг спросил совершенно мирным тоном:

— Так что там с дисплазией-то?

— Да ерунда, — махнул рукой Петр Алексеевич. — Вы больше слушайте сплетниц наших. Они вам такого расскажут, замучаетесь проверять.

— Петр Алексеевич, ну а если допустить, что у Ганса могла быть эта самая дисплазия, что тогда Кузнецов стал делать? Ведь это в самом деле могло скандалом закончиться.

— Собаку свою он точно не стал бы травить. К собакам он относился гораздо лучше людей. Вязать бы точно не стал, но и не убивал бы. Только ерунда все эти ваши предположения. Не было у Ганса никакой дисплазии.

— Откуда такая уверенность? Слухи ведь на ровном месте не рождаются.

— Послушайте вы меня, — устало сказал Давыдов. — Только внимательно послушайте и постарайтесь вникнуть. Дисплазия — это не чумка. Она ни с того ни с сего не появляется. Это врожденная болячка. У немецких овчарок, к сожалению, бывает часто. Поэтому при племенном разведении обоим родителям обязательно делают снимки на дисплазию. Без них, да без заключения авторитетных ветеринаров овчарку в разведение не пускают. Если это, конечно, ответственные заводчики, а не разведенцы, которым лишь бы собачку повязать «для здоровья». Но с такими Юрка дела не имел. Он невест очень придирчиво выбирал.

— А ему-то какая разница? — искренне удивился Димыч.

— Была, значит, разница. Он за породу переживал. Да-да, не улыбайтесь. Есть еще фанатики. Я уже говорил вам, что Ганс был кобель очень породный, к тому же красавец редкий. И снимки на дисплазию ему делались неоднократно. Не было у него этой напасти. А самое главное, у предков его тоже не было. Это очень важно, болячка наследственная, может через несколько поколений проявиться. Ганс был очень ценным кобелем. Мог бы породу улучшить.

— Но щенки же остались.

— Остались, только мало. К тому же, не все щенки в помете суперпородные получаются. Бывают и средние и откровенно неудачные. Да еще в какие руки попадут. Двух щенков от Ганса за границу продали. Две очень удачные суки. Теперь заграничные питомники породу улучшают. А у нас из заметных только Райс остался. Очень хорошие крови. И щенки просто на удивление ровные получаются. Плембрака нет. Очень ценный кобель, невесты не зря в очередь записывались.

— Как он, кстати?

— Ожил! Не поверите, выправляется потихоньку. Не тот, что раньше был, конечно, но хоть есть начал. Колька с ним как с родным сыном прямо. А вы говорите. Не может человек, который так за животных переживает, никого убить. Жалостливый он.

Димыч сидел задумчивый, шарил взглядом по фотографиям на стене. Потом вдруг спросил:

— А этот приятель Рыбкина, что на тренировку приходил, больше не появлялся?

— Да вроде нет. Я не видел. Хотя погодите. Помощник мой, Володя, говорил, что парень какой-то тут крутился, Колю спрашивал. Может, он и был.

1 ... 33 34 35 36 37 38 39 40 41 ... 50
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?