Смертельная верность - Татьяна Ефремова

— Опять? Дался тебе этот Рыбкин.

— Еще как дался. Пистолет-то, что мы в центре изъяли — тот самый. Из него Кузнецова грохнули. Пальцев на нем, конечно, нет. Протерли аккуратненько. Так что обострился мой интерес и к Рыбкину, и к Сиротину. У одного мотив был, у другого возможность. Слушай, а может, они в паре работали? Как тебе такой вариант?

Собачья выставка проходила в здоровенном комплексе, недавно с помпой открытом. Всем хорош был комплекс — и несколько выставочных павильонов, и гостиница для участников, и кафе-рестораны всякие. Фонтан в холле, опять же. Одно было плохо — добираться туда на общественном транспорте неудобно. Потому что те, кто проектируют комплексы, на автобусах не ездят. И не предполагают, что это делает кто-то другой. Поэтому остановок рядом не проектируют. И тротуаров рядом тоже не густо. И вообще, такое ощущение, что все люди, кроме меня, давным-давно перестали ходить пешком. И только я, верная традициям, продолжаю месить ногами осеннюю грязь, которой вокруг полно как раз по причине недавней стройки.

Неужели я так за собственную жадность расплачиваюсь? Вот пожалела денег на такси, теперь бреду от остановки, которая оказалась в двух кварталах от нужного мне адреса.

Добравшись кое-как до заветной двери, я окончательно упала духом.

Выставка собак поражала в первую очередь масштабами. Куда ни глянь, везде были собаки. Самые разные: большие и маленькие, лохматые, так что с трудом можно было угадать, где там морда, и совсем голые, трясущиеся на сквозняке. Некоторые лежали на подстилках, спокойные и ко всему безучастные. Особенно выделялся красавец сенбернар, смотревший на мельтешащих вокруг людей и собак взглядом царя Соломона. Я уважительно обошла его коврик стороной, чтобы не помешать ненароком философскому созерцанию.

Другие собаки, наоборот, вели себя излишне активно, словно пытались урвать от жизни все возможные впечатления. Они беспрестанно тянули любопытные носы к соседям и прохожим, поминутно вскакивали, потом снова садились, беспокойно озираясь.

К моему немалому удивлению, лая почти не было слышно. Мне-то казалось, что при таком скоплении собак, шум должен стоять невероятный. Но нет, все было чинно-благородно, с достоинством и почти олимпийским спокойствием. Как там Таня говорила? «Надо уметь себя показать»? Эту простую мысль выставочные собаки, похоже усваивают буквально с молоком матери. Большинство из них явно работают на публику и очень довольны произведенным эффектом.

Только вот как же мне на этой собачьей ярмарке тщеславия отыскать Таню Ковалеву?

Я заглянула в павильон, на двери которого красовалась табличка «Ринги № 1–6». Там собак и их владельцев было еще больше, чем в фойе. Немного осмотревшись и успокоившись, я заметила, что здесь собаки явно группируются по породам. Подошла к ближайшей мне группе — это оказались, к огромной моей радости, безобидные на вид таксы — и увидела ринг. Самый настоящий, почти как боксерский. Огороженная цветными канатами квадратная площадка. Вот только канаты расположены все же пониже, чем на боксерском, в полуметре от пола. Внутри стояли две женщины, тихонько о чем-то переговариваясь. А за пределами площадки топтались владельцы такс с номерами на рукавах. Все были какие-то напряженные и сосредоточенные, и я постеснялась лезть с расспросами, отошла в сторону.

На мое счастье, Таня позвонила мне на мобильник сама.

— Выходи в фойе, к фонтану, — предложила она. — Я сейчас туда подойду. У меня как раз перерыв на полчаса.

В фойе она схватила меня за руку и потащила куда-то, ловко лавируя между собаками. Беготня в опасной близости от собачьих морд, полных, между прочим, зубов, меня совсем не вдохновляла. Я зажмурилась и решила не сопротивляться. Таня здесь себя чувствует как рыба в воде, вот пусть она меня и ведет. В крайнем случае, вырвет из пасти собаки-людоеда.

Открыла глаза я только когда мы окончательно остановились. То, что дальше мы никуда не пойдем, я поняла, когда услышала Танино удивленное: «Ну что ты стоишь? Заходи».

Заходить мне предлагалось в женский туалет. Таня была уже внутри. По-хозяйски разместив на подоконнике небольшой рюкзачок, она вытащила из него какой-то сверток, а уже из него вытряхнула светлые брюки.

— Ты что, переодеваться будешь?

— Ага. У меня сейчас собака будет черная, надо брюки сменить на контрастные.

— А сразу нельзя было?

Таня уже сняла другие, черные брюки и нимало не стесняясь, натягивала «контрастные».

— Сразу нельзя, — пояснила она мне. — У меня сегодня все собаки светлые, под них и одевалась. Только один шарпей черный, через полчаса ринг начнется.

— Зачем это все? Какая разница, какого цвета на тебе брюки?

— Не скажи. Собачка не должна на фоне ног хендлера теряться. Ее видно должно быть. Тут мелочей не бывает.

Таня переоделась, затолкала черные брюки в рюкзак и предложила:

— Пойдем в кафешку. Тут прямо на выставке есть недорогая. А то я с утра кручусь, а во рту ни крошки. Надо хоть бутерброд какой слопать, что ли.

В кафе я подождала минут пять, давая Тане возможность спокойно съесть пару бутербродов. Но тянуть слишком долго сил не было, и я сразу приступила к делу.

— Тань, ты же с Юрой в последнее время общалась? Наверняка в курсе его семейных дел. Какую бумагу просила подписать его бывшая жена?

Таня пожала плечами и опустила взгляд. Вот по тому, как пристально она начала разглядывать колбасу в своей тарелке, я и поняла, что Таня Ковалева мне врет. Вернее, пытается это делать. Очень неумело и поспешно.

Пришлось повторить вопрос. Потом, забыв уже окончательно про совесть, напомнить ей об ответственности за дачу ложных показаний.

Таня посмотрела на меня и усмехнулась.

Ну да. Какие там ложные показания? Она со мной вообще говорить не хочет.

— Тань, но ты ведь хочешь, чтобы убийцу нашли?

Она кивнула все так же не поднимая взгляда от тарелки. Детский сад какой-то, ей богу!

— Почему ты не хочешь об этом говорить? Ведь знаешь! Знаешь, да?

— Знаю, — она помолчала и выдохнула совсем тихо, — только не хочу об этом рассказывать.

— Почему?

— Как тебе объяснить. Вот Юрка умер, и оказалось, что никто про него ничего хорошего рассказать не может. Или не хочет. Да я все понимаю, у него характер был тяжелый. Но ведь человек умер! Что же они все, как сговорились, только плохое вспоминают? Ведь он не только мне помогал. Скольким он щенков помогал выбрать, скольким хороших собак помог купить. Да просто дрессировщик был от бога. Хорошо обученная собака знаешь как облегчает своему хозяину жизнь. И никто не хочет про это вспоминать. Все только обиды старые вытаскивают, как будто с ним, мертвым, счеты сводят. До сих пор завидуют, что у него такие хорошие собаки были. Когда Райс после смерти хозяина от еды отказывался, мне многие об этом рассказывали с таким злорадством, просто страшно иногда становилось. А что им собака сделала? Ведь его жалко должно быть, правда? А не жалко никому. И Юрку не жалко. Все только гадости про него говорят. А я не хочу. Я про него только хорошее вспоминать буду.