Убийства в монастыре, или Таинственные хроники - Юлия Крен

Чтобы иметь возможность возобновить войну, ему нужно было накопить денег в государственной казне. И тогда возникла идея снова жениться. Он решительно отказался от многих королевских, императорских и графских семейств, поскольку опыт с Изамбур пугал его.

Тогда Бертольд Меранский, богач, который не мог похвастать благородным происхождением, воспользовался возможностью обеспечить своей дочери Агнессе блестящее будущее. Девушка с простым крестьянским лицом, похожим на румяное яблочко, заняла место Изамбур и стала новой королевой Франции.

Кнут Датский на далеком севере был вне себя от ярости, узнав о судьбе отвергнутой сестры. Но он ничего не мог поделать, поскольку вскоре новая жена Филиппа подарила ему после дофина Луи второго сына, Филиппа-Гупереля.

В следующие несколько лет София чаще всего находилась в своих покоях, окна которых были так плотно закрыты решетками, что сквозь них почти не видно было улицы. Таким же фильтрованным, как свет, было то, что она узнавала и записывала. Воспоминание о том дне, когда Изамбур вцепилась в нее, пытаясь произнести имя «Рагнхильда», постепенно стерлось из ее памяти.

Кое-что занимало ее намного больше, чем прошлое. Вначале София жадно набросилась на многочисленные книги Бертрана и углубилась в них настолько, что ее совершенно не волновал тот факт, что в его доме наряду с книгами находится тайна, которую оберегала смуглая, строгая Изидора. Но вскоре она обнаружила, что все книги были посвящены только одной теме: медицине.

Возможно, Бертран в поисках эликсира жизни поначалу полагал, что врачи — лучшие советчики и помощники, пока позднее не понял, что они могут освободить человеческое тело от болезни, но не от смерти.

София же, которую уже в монастыре пугала мысль быть навсегда обреченной работать в больничной палате, вместо того чтобы посвятить жизнь изучению философии и теологии, желала узнать не только о методах исцеления.

Однако книги поведали ей намного больше, чем в свое время могла рассказать добрая медицинская сестра Корделис. Например, она узнала, что в седьмом веке в Византии жил Теофил, который передал медицинские знания древности. Она узнала о книгах «Practica Brevis» и «Passionibus Mulierum Curandorum» известной лекарши Тротулы. В Аравии некий Табит иб Курра считался великим ученым, который первым высказал утверждение, что одни дни более предпочтительны для лечения, чем другие. Фрагменты Галена с арабскими комментариями и Абулькасима, переведенные Герхардом Кремонским, дополняли полученные знания. Часто рядом с текстом были нарисованы картинки, которые были смешными и ошибочными, потому что ревностный переписчик ничего не смыслил в человеческом организме. (Однако буквы привлекали Софию куда больше, чем картинки. Вскоре она привыкла в окружающей ее тишине проглатывать их, практикуя tacite legere, то есть чтение про себя, за которое в монастыре грозило наказание.)

И тем не менее: как в такой ситуации можно было стать сведущим и в других областях? Как насытить жажду знаний в других дисциплинах?

Помощь пришла оттуда, откуда ее совсем не ждали.

Однажды, когда София сидела в своей комнате, углубившись в чтение и забыв о настоящем, приятную тишину вдруг пронзил резкий, высокий крик. Он звучал дико в доме, в котором всегда царили тишина и покой, и был еще неприятнее от того, что кричал ребенок.

Сначала София решила, что звук доносится с улицы. Но потом вспомнила, что уже неделю в доме живет маленький сын Бертрана. Он родился в браке Бертрана с красавицей Мелисандой и провел детство после смерти матери у сестры отца прежде всего потому, что Бертран решил, что ему следует жить во Франции, а не в опасном жарком климате Палестины. А вернувшись домой, Бертран решил, что ребенок еще слишком мал, чтобы обходиться без заботливых женских рук. Теперь он достиг десятилетнего возраста и стал достаточно взрослым, чтобы вернуться в дом своего отца.

До этого момента Софию этот факт не беспокоил. На первом совместном ужине она посмотрела в синие испуганные глаза молчаливого, замкнутого ребенка и убедилась в том, что он-то ей точно не помешает.

Но теперь он издавал поистине дикие крики.

«О, почему его нельзя было оставить у Аделины!» — раздраженно подумала София. Вначале он надеялась, что Бертран сам займется ребенком и успокоит его. Но потом решительно поднялась и вышла в сад.

В центре сада стоял Теодор. Он всеми силами пытался поднять тяжелый меч, который нашел в оружейной комнате отца. Вокруг стояли слуги, смотрели на него, выпучив глаза, и не решались отнять меч. У меча была тяжелая золотая рукоятка, украшенная сверкающими драгоценными камнями, и София не могла поверить, что ему самому удалось вытащить его из кожаного чехла.

— Я хочу стать рыцарем! — кричал Теодор. — Я хочу стать рыцарем!

Прежде София видела его только сидящим. Теперь, когда он стоял и пытался удержать в руках меч, она узнала грустную правду о мальчике.

Однако большого сочувствия она не ощутила.

— Положи меч на землю! — сказал она строго. — Я могу тебе сказать прямо сейчас: рыцарем тебе никогда не стать!

Теодор был красивым ребенком. Единственное, что в его лице напоминало о Бертране, были небесно-голубые глаза. Длинные ресницы, мягкие черные волосы и белая как молоко кожа напоминали о Мелисанде, родившей его.

Эти роды были трудными.

Как узнала София позже, Теодор никак не желал покидать чрево своей матери. Мелисанда промучилась три дня, но ей удавалось выжать только кровь, а не головку ребенка. Когда ее крик стал похож на поскуливание собак, в дело вмешалась Изидора. До этого времени ее не подпускали к роженице, поскольку Бертран доверял рукам французских врачей больше, чем сарацинке, независимо от того, крещеная она или нет. Он не задумывался над тем, что этих врачей обучили делать перевязки и беспомощно смотреть, как они гниют на ранах, но не оказывать помощь роженице.

Изидора смазала живот несчастной женщины густой жидкостью, произнесла никому не понятные заклинания, а после этого так долго копошилась в чреве Мелисанды, пока не придала ребенку правильное положение. Бертран стоял рядом, с удивлением наблюдал за происходившим, и после этого дня ощутил интерес к магии. А Мелисанда родила мальчика и осталась жива.

Ребенок тоже выжил, хотя и обладал небольшим пороком. Его правая нога оказалась короче левой, поэтому он не мог ходить ровно, а только прихрамывая, и его тело оставалось худым, слабым и маленьким.

Меч, который он сейчас держал в руках, был почти с него. Однако он пытался взмахнуть им и снова и снова повторял:

— Я хочу стать рыцарем! Я хочу стать рыцарем!

— Бог мой! — нетерпеливо воскликнула София, в изумлении глядя на будто окоченевших слуг. — Отнимите же наконец у глупого ребенка меч! Он ведь уронит его себе на голову!

Пажи продолжали неотрывно смотреть на ребенка, однако, одна из женщин все же повернулась к Софии. Выяснилось, что она — бывшая кормилица Теодора.