Одна судьба на двоих - Энн Мэйджер

Каттер открыл глаза.

В поле его зрения попали две фигуры. Обе в униформах. Белое с синим.

А рядом была она, при первых его движениях опустившаяся на колени, чтобы быть как можно ближе.

Убедившись, что он пришел в сознание, Чейенн просияла. Как ни слаб он был, ее прекрасная улыбка и сияющие глаза пробудили в нем острое желание жить.

— А я все жду и жду, когда же ты очнешься, — выдохнула Чейенн. — Так было страшно: а вдруг ты не придешь в себя?

— Чейенн, любовь моя, — еле слышно прошептал Каттер, удивляясь про себя, почему у нее такой растерзанный вид, а платье совершенно мокрое.

Она была в белом, как и тогда на острове. Только сегодня насквозь промокшая одежда облегала ее тело словно перчатка. И как тогда, влажные рыжие волосы развевались по ветру. И опять она показалась Каттеру сошедшим с неба ангелом.

Он пошевелил губами, но из горящего огнем горла не вырвалось ни звука.

— Ты вернулась, — смог он наконец выдавить из себя.

— Я вернулась за тобой, — нежно ответила Чейенн. — Без тебя я бы все равно не смогла жить. Однажды ты сказал мне, что играешь по собственным правилам, а не по моим и не по гангстерским. Я решила, что тоже вправе поступать по-своему.

— Я хотел спасти тебя.

— Может, на сей раз был мой черед?

— И мой, — вмешался Джереми. — Знаешь, папа, я его рубанул по шее в точности так, как меня учил Льюп. Значит, на этот раз я не сплоховал, а, папа?

— Нет, сынок, ты вел себя очень храбро.

— Я сразу подумала, что скорее всего Эрнандо захочет воспользоваться своим катером, — объяснила Чейенн. — Мы прибежали на берег первыми, взломали замок у трюма и спрятались в нем.

— Он мог убить вас обоих.

— Да, он чуть было не убил маму. Потащил ее за собой в море. Мне помогли эти рыбаки и...

— Шшш, Джереми! Мы так испугались за тебя, Каттер, что не очень думали о своей безопасности.

Мокрые пряди длинных рыжих волос Чейенн развевались вокруг ее лица и шеи. Лучи прорвавшегося сквозь завесу облаков солнца делали их золотистыми. В Чейенн, как всегда, было что-то хрупкое, нездешнее, обворожительно ангельское. Каттеру, распростертому на песке, тем не менее бросилось в глаза, что в джунглях распустились огромные экзотические цветы, ярко-розовые, красные, голубые и синие.

Чейенн, стройная и изящная. Сейчас она казалась еще красивей, несмотря на все пережитое.

И такая женщина свершила невозможное — справилась с многоопытным киллером, каким был Эрнандо!

«Он потащил ее за собой в море», — сказал Джереми. О борьбе между ними красноречиво свидетельствовали и следы, оставшиеся на ее лице. Необыкновенная женщина! И как любит его!

Внезапно обострившаяся боль в плече вызвала у Каттера стон.

— «Скорая помощь» уже в пути, дорогой. В Куэпосе есть больница. Врачи в два счета поставят тебя на ноги. Как только тебе станет лучше, тебя отправят в Сан-Хосе.

— Итак, ты второй раз спасла мне жизнь! На втором побережье!

— Хорошо, если бы этот берег оказался последним, — улыбнулась Чейенн.

— Обещаю.

— Скажи мне.

— Что именно, дорогая?

— Ну, ты же знаешь... Те заветные три слова, о которых я мечтала целых семь лет.

— Я люблю тебя, — прошептал Каттер, дотрагиваясь рукой до синяка на ее щеке.

— И я тебя.

— А я как же? — вмешался Джереми.

— Ну, с тобой все ясно и без слов, — сказала Чейенн, притягивая мальчика к себе так, чтобы Каттер сумел дотянуться до его лица.

— Вы оба вели себя замечательно, — прошептал Каттер. — Просто замечательно...

— Ты еще ничего не знаешь, папа! Мама...

— Шшш, — Чейенн приложила палец к губам.

К ним бежали люди в белых халатах, с носилками в руках.

Прежде чем Каттера унесли к машине «скорой помощи», он успел произнести молящим тоном:

— Не бросай меня.

— Как будто я могу тебя бросить! — возразила она.

В отдалении прогремел гром, и ветер донес до них свежий запах дождя.

Каттера разбудил стук открывшейся балконной двери над его головой, причем распахнул ее не ветер, а его собственный сын.

— Тело Эрнандо так и не нашли, — прокричал Джереми с балкона в сад. — Как ты думаешь, па, его не могли съесть акулы?

— Все может быть, — с сонной улыбкой пробормотал растянувшийся в шезлонге Каттер, взглянул на Джереми, затем на потемневший горизонт и лениво сомкнул глаза, пытаясь вновь впасть в дремоту.

— Я читал об акулах, — не унимался Джереми и, перегнувшись через край балкона, начал подкидывать и ловить красный йо-йо[3], купленный им на прошлой неделе на блошином рынке. — Здесь акул видимо-невидимо. И они часто нападают на туристов, увлекающихся подводным плаванием.

— Тише, Джереми! — пробормотала Чейенн, загибая уголок страницы в очередном триллере с яркой обложкой. — Эрнандо нет в живых. Мы в безопасности. А твоему отцу нужен покой. Меньше всего ему следует вспоминать о минувшем.

— Нет, почему же, мне даже приятно думать, что Эрнандо съеден акулами...

— Шшш! — Чейенн повернулась к Джереми. — Я же просила тебя почитать спокойно до трех, пока папа не выспится.

— Я совсем забыл.

— Как всегда, — мягко упрекнула мальчика Чейенн.

— Извини. А можно мне пойти поиграть с Хуаном? У него есть другой йо-йо.

Хуан жил в соседнем доме.

— Нет, — сказала Чейенн. — Собирается дождь, и ты застрянешь там надолго.

— Почему бы мальчику не пойти к товарищу? — с лукавой улыбкой вмешался Каттер.

— Пожалуйста, мамочка, разреши! — начал клянчить Джереми.

— Только в этот раз, — поддержал его Каттер. — Все будет в порядке.

И оба, отец и сын, впились в нее просительными глазами.

— Ну хорошо, раз папа просит...

Каттер уселся в шезлонге немного выше. После ранения прошла уже неделя. Его выписали из больницы, и он выздоравливал в домашних условиях, под присмотром Чейенн. Она сняла виллу в горах недалеко от Сан-Хосе и кормила Каттера только собственноручно приготовленной едой. Доктора уверяли, что ее супы и овощи обладают волшебной силой, ибо не было в их практике человека, который бы с такой быстротой оправился от тяжелых ран.

Сегодня, несмотря на сумрачное небо, в саду и палисаднике около дома красовались гигантские орхидеи, стеной стояли пышные бугенвиллеи. С кирпичного забора, ограждавшего дом, свешивались бромелиады, а в просторной беседке, со всех сторон затканной виноградными лозами, без умолку трещали десятки тропических белок.