И корабль тонет… - Владимир Гурвич

Ромов стоял в нескольких метрах от Шаронова, не решаясь преодолеть их. Он помнил, как нелюбезно общался Шаронов с ним. И сейчас испытывал смущение, опасаясь повторения приема. Его злила собственная нерешительность, но и побороть ее он был не в состоянии, хотя никто и никогда не считал его стеснительным. Наоборот, среди коллег и знакомых он скорее проходил под грифом наглого и напористого человека. Но вот в отношении Шаронова это явно не относилось, этот странный тип словно гипнотизировал его, в его присутствии наступал паралич и в мыслях, и в движении. И сейчас он даже приблизительно не представляет, сколько будет пребывать в таком неподвижном состоянии.

— Вы хотите со мной поговорить? — вдруг услышал он голос Шаронова. Он смотрел прямо ему глаза.

— Да, — не очень внятно проговорил Ромов. — До сих пор как-то не очень получалось.

Шаронов посмотрел на него и ничего не ответил. И Ромов снова подумал, что, кажется, все начинается сначала.

— Никогда не поздно ничего исправить, — вдруг снова услышал он. — Вставайте рядом, если вас устраивает это место для разговора.

— Вполне устраивает, — поспешно произнес Ромов. Он встал рядом с Шароновым.

— Я уже больше часа стою здесь и смотрю на море, — произнес Шаронов. — Вроде бы все одно и тоже, а наглядеться не могу. Считается, что однообразие утомляет. А вот это однообразие восхищает все больше и больше. Как думаете, почему так?

«Откуда мне знать, почему, — раздраженно подумал Ромов. — Я не романтик. И никогда им, слава богу, не буду. Это романтики путь дают на сей счет объяснения».

— Красота потому и есть красота, что не утомляет, а, наоборот, у нее такое свойство: чем больше ею любуешься, тем сильней она притягивает. Потому что она самодостаточна. — Этот маленький экспромт родился неожиданно для самого Ромова, он лишь до конца понял его смысл только тогда, когда произнес этот коротенький спич. Он даже почувствовал некоторую гордость за себя, он и не подозревал до этой минуты, что способен на такие перлы. И увидел, что не ошибся в своей оценке, заметив на себе удивленно-уважительный взгляд Шаронова.

— Очень меткое замечание, — согласился Шаронов. — Честно говоря, не ожидал от вас.

— Вы считаете меня бездарем? — вдруг отважился на вопрос Ромов.

— Вообще вы мне таким показались, — честно признался Шаронов. — Но совсем не исключено, что я ошибался.

— Мне хочется вам это доказать. — Голос Ромова прозвучал излишне взволнованно.

Шаронов снова внимательно посмотрел на него.

— А зачем вам нужно доказать это именно мне. Если уж кому-то что-то доказывать, так только себе.

— Не всегда, иногда нужно доказать человеку, который выше тебя. И если докажешь ему, можно считать, что и себе доказал.

— Любопытно. Вот уж не предполагал, что мы в некотором роде единомышленники. Последние десять лет я этим как раз и занимался. Доказывал ему, чтобы доказать себе.

— Кому ему?

Шаронов долго не отвечал, он думал о чем-то своем.

— Ему — Богу. Если кому-то и стоит чего-то доказывать, то в первую очередь Ему. А доказав Богу, уже другим можно ничего не доказывать. Вы понимаете меня?

Ромов не очень понимал своего собеседника, мысль Шаронова ускользала от него, как тень из рук ловца. Но это обстоятельство не слишком огорчало, его заботило совсем другое — как тактично подступить к теме, ради которой он подошел к Шаронову. Пока же он не представлял, как это сделать, их разговор, вопреки его желанию, принял уж чрезмерно отвлеченный характер. А он, Ромов, никогда не был большим любителем отвлеченных бесед.

— Я понимаю, — постарался Ромов ответить как можно уверенней. — Но сейчас нам нужно решать более мелкие задачи.

— В мире не бывает мелких задач, есть только мелкие люди, — пожал плечами Шаронов. — Они даже крупные задачи низводят до разряда ничтожных. По моему же убеждению, все задачи и все цели одинаково важны.

Ромов как это уже было, вновь ощутил прилив глухой ненависти к Шаронову. С ним невозможно ни о чем нормально говорить, он все стрелки переводит на небесный путь. А вот на него слово «Бог» тут же навевает смертельную скуку. Он-то и в церкви не был уже лет десять.

— Я с вами целиком согласен, — произнес Ромов. — Но, согласитесь и вы, если мы без конца будем с вами говорить о Боге, то не напишем сценарий. А ведь на сегодня и для меня и для вас это задача наипервейшая.

— Предположим, — после короткой паузы согласился Шаронов. — И что вы предлагаете?

Ромов вдруг почувствовал шестым чувством, как что-то изменилось в его собеседнике, что он настроился на другую волну. Почему случилось такое чудо, Ромов гадать даже не хотел. Но вот воспользоваться им, сам Бог велел.

— Обсудить некоторые моменты будущего сценария.

— У вас появились какие-то мысли?

Ромов кивнул головой.

— Не мне вам объяснять законы написания сценария. В нем по возможности все должно быть сбалансировано. Вы согласны?

Шаронов задумчиво поглядел на коллегу.

— И в чем вы усматриваете дисбаланс?

— Получается жуткий перекос в сторону мужской линии. А зрители этого не любят, кино такое искусство, где мужчины и женщины должны играть равные роли.

— Предположим, вы в чем-то правы, хотя это далеко не всегда. И как вы это видите?

— У меня были разные варианты, — соврал Ромов.

— И на каком вы остановились?

— На яхте плывет, назовем ее возлюбленная Шаповалова. Какой смысл что-то выдумывать, если есть реальный прообраз. Если соединить, точнее, пересечь эти две линии, то будет значительно интересней. Тем более мне кажется, что у этой Аллы довольно любопытная судьба.

— А это совсем неплохая идея, — одобрил Шаронов. — Только не уверен, что наш главный герой с ней согласится. Он хочет быть в этом фильме единоличным персонажем. Он вообще не из тех, кто соглашается хоть на какую-то конкуренцию. Даже на экране.

— Знаете, ко мне пришла точно такая же мысль.

— Но это мало что меняет, мы же оба понимаем, что это практически не реально.

— Да, сложная задача. Но ведь для успеха сценария ее нужно решить.

— У вас есть идея, как это сделать?

— Идеи нет. Но вот что я подумал, он вас очень уважает, считает одним из самых лучших в мире сценаристов. Что, кстати, так оно и есть.

— Вы сильно преувеличиваете.

— Нисколько! Я говорю искренне.

— Ладно, не будем спорить. Так о чем вы подумали?

— Если с таким предложением приду к нему я, девяносто девять шансов из ста, что он его отвергнет, а меня вдобавок выкинет из каюты. А если это предложите вы, то он может согласиться.

— Полагаете?