Скрытые чувства - Юлия Резник

– А я не хочу! – в ответ Жанна бьет меня в грудь.  – Какого хрена она тебя лапала?

– Потому что у меня болела спина. И мне нужно было нанести специальную мазь. Ничего личного.

О том, что мне еще и укол сделали – тактично умалчиваю. Хотя, признаться, и есть соблазн сказать, чтобы увидеть ее реакцию. Пока мне все чудо как нравится. Жанна такая страстная… Я знал, что в ней это есть. Я не ошибся.

– Я запрещаю тебе!

– Что? – веду руками по хрупкой спинке к шее. Запрокидываю голову…

– Чтобы тебя кто-то трогал! Ты…

– Что? – улыбаюсь.

– Ты мой!

Меня обжигают ее слова. Подхлестывают. Одним движением я поворачиваю Жанну к себе спиной. Нахожу пальцами грудь.

– Ну-ка, повтори.

– Т-ты мой! – голос девочки дрожит, сбивается.

– Может быть, ты меня любишь? М-м-м? Как думаешь?

Она никогда мне этого не говорила. А я вдруг понял, что устал ждать…

Подвожу ее к креслу. Для устойчивости Жанна обнимает спинку руками и чуть прогибает спину. Она в платье. Я приподнимаю подол и дрожащими пальцами веду по маленьким ягодицам. Проникаю в бороздку между ними и соскальзываю ниже. К пухлым губкам, прячущим язычок клитора.

– Люблю…

– Что? Я не слышу… – расстегиваю ширинку, подстраиваю ее под себя и веду, подразнивая.

– Люблю!

– Вот и хорошо. Вот и правильно, – раскатываю резинку и с силой в нее погружаюсь. Жанна мое сумасшествие выдерживает. Хоть и с трудом. А вот резинка нет. Рвется.

Впрочем, никакой опасности для себя я в этой ситуации не вижу. Я как будто даже доволен тем, что настолько силен.

Инна

Когда я выхожу из здания ведомства, на улице уже темно. Вокруг никого. Нормальные люди давным-давно дома, с семьями. И только идиотки вроде меня задерживаются на работе так долго. Позволяю себе минутку слабости. Прислоняюсь лбом к мраморной колонне на входе и застываю так ненадолго в надежде, что охватившая меня усталость отступит, и я, по крайней мере, смогу добраться домой. А пока, кажется, я даже пошевелиться не в состоянии. Уже которую неделю мы работаем вообще без выходных. Я забыла, когда отдыхала, когда проводила время с семьей или просто ничего не делала. Я не могу вырваться даже в парикмахерскую. Мои волосы отросли до длины, которую я носила еще, наверное, в школе, и, потеряв форму, отказались укладываться хоть в какое-то подобие прически. Поэтому теперь я их скручиваю в тугой узел, от которого к концу дня у меня начинает болеть голова. А может, и этому виной усталость...

Не отрывая лба от прохладного мрамора, с тихим стоном вытаскиваю шпильки. Волосы рассыпаются по плечам. Прямо как бурые листья по дороге. Вдыхаю их пряный аромат. Запах осени, густого тумана и поздних цветов, которые спешат продемонстрировать свою прелесть до того, как их убьют заморозки.

Пульсация в висках чуть ослабевает. Хорошо… Намного лучше, чем было.

– Инна Дмитриевна? – слышу голос за спиной.

– Антон Витальевич? И вы тут? А я уж думала, что последняя.

– Как видите, нет. – Зам Князева разводит руками. Полы пальто раскрываются, и меня обдает ароматом его дорогого парфюма. – Вам нехорошо?

– Мне? Ну что вы. Я просто остановилась подышать свежим воздухом. И красотой полюбоваться, – указываю на пестрые астры, высаженные на прямоугольных клумбах, тянущихся от проезжей части к входу.

– А я уж испугался. Думал, случилось чего.

– Ну, это немудрено. Я сама удивляюсь, как вообще жива с такими нагрузками, – замечаю шутливо и спускаюсь на ступеньку, полагая, что наш разговор окончен.

– Да, ситуация у вас – не позавидуешь.

Я останавливаюсь. Оборачиваюсь к Дееву. Только-только схлынувшая боль возвращается с прежней силой. И я невольно морщусь. Что значит – у вас? Если я все понимаю правильно, мы вообще-то с ним в одной лодке.

– О какой ситуации речь?

– Всегда сложно что-то делать в период перемен. Да и неблагодарное это дело…

– Что именно?

– Примыкать к заранее проигравшим. Благородно, конечно, не спорю, но недальновидно.

– Я не понимаю, о чем вы, – цежу сквозь зубы.

– О выборе. Вы же понимаете, что рано или поздно он становится перед каждым? И здесь главное, не ошибиться. Подумайте об этом, Инна Дмитриевна.

Деев сбегает вниз по ступеням, оставляя меня наедине с миллионом вопросов. Это что сейчас было? Он намекал… Да нет. Не может быть. Не мог он переметнуться. Его же Князев воспитал. Выпестовал. Научил. Поднял на недосягаемую высоту. Так неужели… Нет. Такого просто не может быть. Тогда к чему был этот странный разговор?

Я вздрагиваю, когда монотонный гул города прошивает рев приближающегося байка. Впиваюсь взглядом в знакомую фигуру. Оглядываюсь по сторонам и бегу через стоянку к мальчишке.

– Когда ты предложил меня подвезти, я согласилась, думая, что это будет машина.

Арсений снимает шлем и нахально улыбается.

– Так веселей. Только плащ застегните, а то замерзнете.

К удивлению, он поднимает руки и сам, пуговица за пуговицей, начинает застегивать мой тренч. А я так сбита с толку последними событиями, что позволяю ему это делать. И молчу, хотя он, намеренно переступая обозначенные мною границы, какого-то черта снова переходит на ты.

– Готово. Надевай шлем.

– Нет, Сень. Я не поеду. Ты что?

– Давай. Ну, не слабо же тебе? В это я не поверю.

Мне не слабо. Дело в другом. Мне вообще не нужно было соглашаться на эту авантюру. Но несколько месяцев Арсений вел себя вполне прилично. За это время он ни разу не попытался сблизиться со мной снова или как-то обозначить свой интерес. И это в равной степени меня обрадовало так же, как и огорчило. Чего греха таить, мне было приятно его внимание. Оно заставляло чувствовать себя живой, когда во мне, кажется, и жизни-то не осталось.

– Нет.

– Давай, не ломайся.

В этот момент его интонации так похожи на Князевские, что я безоговорочно подчиняюсь. Люблю сильных мужиков. А Сеня… он будет, непременно будет таким. Когда вырастет. Я неуклюже устраиваюсь сзади него на сиденье. И хоть мы довольно плавно выезжаем с парковки, я все равно крепче стискиваю руки на его поясе. Осенняя прохлада проникает под полы тренча. Мне горячо и холодно одновременно. От скорости захватывает дух. И будто понимая мои чувства, Сеня притапливает.

– Нет! Нет, слышишь? Не надо! – кричу я, захлебываясь адреналином. Но мой голос заглушают рев мотора и шум дорожного трафика. Ветер рвет полы плаща… Я забываю о боли и усталости. Нет ничего. Только чувство опасности, которое все донельзя обостряет. И я плачу, не справляясь с эмоциями.