Я — посланник - Маркус Зузак

— Как же вы здесь живете?

В ответ он просто поднимает руки, взглядом указывая на сутану:

— А зачем же мне здесь жить, как не для этого?

В общем, мы разговорились.

Я рассказал ему, как вожу такси.

А он мне, как служит в церкви.

Церковь у него старая и стоит на окраине. Теперь-то я понимаю, почему он решил поселиться в этом районе. Церковь слишком далеко — из нее никому не поможешь. Поэтому он живет там, где он нужен. А здесь каждый первый нуждается, в каждом первом доме, по каждой улице. Поэтому он с ними, а не в пыльной отдаленной церкви.

Пока мы говорим, я не устаю удивляться его манере объяснять, а он многое объясняет, в том числе и то, как устроено его служение. Да, признает отец Томас, храм расположен неудачно. Будь на его месте магазин или ресторан, давно бы закрылся.

— Короче, дела не ахти идут… — киваю я.

— Честно? — Зеленое стекло в его глазах бьется и больно колет меня. — Дела идут хреновее некуда.

Тут я не выдерживаю и спрашиваю:

— Слушайте, а что, священнику можно ругаться? Ну, типа вы же святой отец и все такое…

— Что? Святой, говоришь… — Он допивает кофе. — Конечно можно. Бог умеет отделять важное от мелочей.

Приятно, что отец Томас не бросается развивать дальше тему божественного: типа Бог все про всех знает и так далее из воскресной проповеди. Он, кстати, говорил совсем не по-церковному. А когда закончил, то посмотрел на меня, очень твердо, и сказал:

— Но давай не будем отвлекаться на религию, Эд. Поговорим о важном. — Его голос становится чуть более официальным. — К примеру, о том, зачем ты сюда пришел.

Мы смотрим друг на друга через стол.

Некоторое время.

Просто глядим друг другу в глаза.

А после продолжительного молчания я рассказываю отцу Томасу все как на духу. Что я до сих пор не понимаю, почему я здесь. Нет, о других поручениях и о том, что еще предстоит выполнить, я не рассказываю. Только говорю, что мой приход сюда имеет свою цель. А вот какую — покажет время.

Отец Томас слушает очень внимательно: локти на столе, подбородок лежит на сплетенных пальцах.

Спустя время он понимает, что я толком-то ничего больше сказать не могу. Тогда священник очень спокойным и четким голосом произносит:

— Не волнуйся. Очень скоро ты поймешь, в чем твое предназначение. У меня есть ощущение, что в прошлом с тобой это уже случалось.

— Случалось, — подтверждаю я.

— Единственное, я хочу, чтобы ты помнил об одной важной вещи, — говорит он. И я вижу, что отец Томас не хочет выглядеть как проповедник на высокой кафедре. — Главное, Эд, чтобы у тебя была вера.

Я пытаюсь отыскать веру на дне кофейной кружки, но ее там почему-то нет.

Отец Томас провожает меня до конца улицы. По дороге нам встречается знакомая троица жаждущих сигарет, денег и чужих курток балбесов. Священник подзывает их поближе и наставительно сообщает:

— Так, ребята. Я хочу вас познакомить с Эдом Кеннеди. Эд, это Джо, Грэм и Джошуа.

Мы обмениваемся рукопожатиями.

— А это, парни, Эд Кеннеди.

— Приятно познакомиться, Эд.

— Привет, Эд.

— Как дела, Эд?

— А теперь, ребята, вы должны запомнить одну важную вещь. — Голос отца Томаса становится очень строгим. — Эд — мой близкий друг. Поэтому вы не должны стрелять у него деньги и сигареты. Куртку тоже не пытайтесь отнять. — Тут священник подмигивает мне: — Нет, и вправду, Джо, зачем она тебе? Ты только посмотри, это же черт знает что, а не куртка.

Джо активно трясет головой, соглашаясь:

— Точно, святой отец. Черт знает что.

— Отлично. Ну что, теперь у нас полное взаимопонимание?

Парни всем видом демонстрируют, что да, полнейшее.

— Ну и прекрасно.

И мы с отцом Томасом важно шествуем к перекрестку.

Дойдя до угла, пожимаем друг другу руки и прощаемся. Священник уже почти скрылся из виду, как я вспоминаю про его брата. И бегу обратно с криком:

— Эй, святой отец!

Он слышит и резко оборачивается.

— Чуть не забыл!

Я не добегаю до него метров пятнадцати.

— Ваш брат!

Отец Томас прислушивается.

— Он попросил передать, что сребролюбие еще не поглотило его душу.

В глазах священника вспыхивает радость, — но к ней примешивается капля сожаления.

— Да, Тони… — произносит он тихо и стеснительно. Его слова подкрадываются ко мне как-то бочком. — Давненько мы с ним не виделись. Как он, кстати?

— Да нормально, — отвечаю я с непонятной уверенностью.

Однако интуиция подсказывает: «Эд, это единственно правильный ответ».

Мы так и стоим друг против друга и неловко переминаемся с ноги на ногу посреди замусоренной улицы.

— Я вас не очень расстроил, святой отец? — на всякий случай интересуюсь я.

— Да нет, Эд, — отвечает отец Томас. — Все в порядке. Спасибо, что передал привет.

Он поворачивается и идет прочь, а я, в первый раз за все время, вижу в нем не священника.

Даже не мужчину определенного возраста.

В этот миг я вижу обычного смертного, который плетется домой по Генри-стрит.

А теперь полный контраст.

Мы сидим у Марва дома, по телику идут «Спасатели Малибу». Звук выключен — все равно нам плевать на сюжет и реплики героев.

Играет любимая группа Марва — «Ramones».

— А можно я что-нибудь другое поставлю? — интересуется Ричи.

— Валяй, Прайора можешь поставить, например, — лениво отвечает Марв.

До чего мы дошли — даже Джими Хендрикса называем Ричардом Прайором.

Начинается «Purple Haze», и Марв вдруг вспоминает:

— А Одри-то где?

— Да здесь я, — отвечает ее голос.

Одри заходит в комнату.

— Слушайте, а чем так воняет? — вдруг спрашивает Ричи и морщится. — Знакомое амбре, кстати…

Марву вонища тоже что-то живо напоминает, и он обвиняюще тычет пальцем в меня:

— Ты что, Швейцара сюда привел?

— Ну, он такой расстроенный был, когда я собрался уходить, я и…

— Что «и»? На фига мне сдалась твоя псина?

Швейцар сидит у открытой двери и внимательно наблюдает за разговором.

Воспользовавшись паузой в диалоге, он принимается облаивать Марва.