Роман с мертвой девушкой - Андрей Яхонтов

— Снимайте, снимайте роскошество! — приказывал операторам Гондольский. — Наши предтечи… С хоботами вместо носов, с огромными ушами, с избыточным паучьим количеством конечностей!

Один из продавцов пытался всучить мне вырезанную из «железного дерева» (так он отрекомендовал товар) трость, я колебался: мастер просил дорого, но сувенир какой-никакой из поездки надо ведь привезти. Сопровождавший гид (он представлял аналогичный проект улучшения имиджа со шри-ланкской стороны) отгонял попрошаек и твердил: в специальном магазине, куда еще заглянем, безделушки значительно дешевле. Умолявший приобрести трость ремесленник снижал и снижал цену, объясняя уступчивость тем, что его детям нечего есть, я поддался уговорам и полез за бумажником. Гид силой вырвал у торговца резную палку и переломил пополам.

— Не смей обманывать! — кричал он. — Никакое это не «железное дерево»!

Обратившись ко мне, повторил:

— В магазине, куда вас повезу, я заранее договорился о скидках.

Я не мог удержаться и не пнуть скулившего резчика.

Как по команде, мои попутчики разразились бранью и с одобрительными возгласами и воинственными кличами ринулись его дубасить. Он пытался защититься, а потом, повалившись в пыль, пополз к кустам. Но его догнал врач-шутник. С разбега вспрыгнул ногами на спину поверженного, а когда тот захрипел и перевернулся, устроил из его грудной клетки батут. Под каблуками трещали ребра.

— Ату его! Ату! Пусть запомнит наш имидж! — кричал Пипифаксов.

Когда доставившая всем удовольствие экзекуция завершилась, Фуфлович приблизился ко мне и сказал:

— Видел лицо этого дикаря? Тонкое, с правильными чертами. Я специально старался попасть ему в кадык и переносицу носком ботинка!

Разрекламированный гидом магазин поразил убожеством и дороговизной поделок. Бродя меж трафаретных Будд и унылых Шив, я с сожалением вспоминал тонкий рисунок переломленной трости. Узор, нанесенный отвергнутым и исколошмаченным нищим, был превосходен. Увы, вернуться в вотчину умельца не представлялось возможным, темнело, а следующим утром мы ехали в слоновий заповедник (врач-шутник хотел приобрести пару слонят для личного зверинца). Я купил в дрянном магазине слоноголового Ганешу, но в гостиничном номере обнаружил: хобот наспех приклеен к фигуре, выточенной из рассохшегося дерева, и вот-вот отвалится.

На другой день, наблюдая себя на телевизионном экране (репортаж об очередном дне визита транслировался по всемирной интернетовской паутине), допер: хитрый гид получал в халтурной сувенирной лавке гарантированные комиссионные… Ужаснувшись тому, в чем участвую, я долго не смог уснуть под марлевым антимоскитным балдахином. «Что делаю? — думал я. — Затаптываю, изничтожаю талантливое, расчищаю дорогу бездарному».

Кафка был для своего времени смелым фантастом. В его рассказе человек преобразуется в насекомое. Но если бы австрийско-еврейский гиперболизатор творил сегодня, он считался бы скучным реалистом: мутации, перетасовывающие людей в жуков, мух и микробов (а также гиен и носорогов, что отмечено абсурдистом Ионеско), — происходят повсеместно, процесс принял характер эпидемии. Так что, возможно, наступило время громоздить обратные мечтания: о том, как из-под жучиных подкрылков и тараканьего обличья брезжат, а то и проклевываются начала существ, пытающиеся вспомнить себя людьми. Впрочем, о том, чтобы обернуться принцем (сбросив с себя под влиянием Аленького цветочка мохнатую шкуру) или, в одночасье выпрыгнув из лягушачьей пупырчатой шкурки, стать красавицей и принцессой, — люди грезили всегда. Мысли о дивной метаморфозе, как о вполне реальной достижимости, издавна бередили нутро все больше и бесповоротнее озверевавших двуногих. Нетерпение было велико, вот и старались скорее сжечь (с глаз долой) бородавчатую оболочку, спалить ее в печке — чтоб не мозолила глаза и не напоминала о компрометирующем прошлом, чтоб не осталось даже шанса вернуться в земноводность… (И дабы воссияла незамутненная и необремененная гадкими гирями телес душа!) Однако процесс очеловечивания (как и одичания) не одномоментен, тянется тысячелетия и, даже согласно сказочным срокам и предписаниям, не позволяет (а запрещает!) палить исходники: возможность отступления назад, в тритоньи трясины и пиявочные болота, в тину и ряску должна наличествовать, альтернативу выбора нельзя отнимать… Не стоит также торопиться и усердствовать при разрушении памятников тиранам и убийцам, возведенным в ослеплении и страхе. Эти монументы могут пригодиться… Да и зачем бунтовать против зеркал? Ну, разбил неугодное отражение — но оригинал-то остался неизменным и торжествует.

Пока мужская команда бороздила мировое пространство, улучшая имидж возлюбленной родины (в глазах тех, кто плевать на нее хотел), на выставку-продажу военной техники (в рамках авиасалона «Ле Бурже») — не лыком шиты — двинули обиженные дамы: хроменькая балерина, мастодонтистая меховщица, косенькая стерилизаторша и распухшая, как брошенная в кипяток колбаса, диетологиня. Четыре музы, отпозировав на фоне произведенных из контрафактных польских запчастей отечественных истребителей, успешно отстрелялись в тире и максимально точно сбросили с вертолета (тоже контрафактного) учебный груз бомб на декорированное вьет-конговское поселение, чем привели войска северо-западного альянса в повышенную боевую готовность. В свободный от стрельб и бомбардировок день амазонки учинили званый русский вечер-микст: пришедших потчевали черной икрой, балетом, поэзией, попрошайничеством и демонстрацией расшитых янтарем валенок и овчинных тулупов. Арендовав на американском стенде «Боинг» (взять в «рент э кар» «вольво» или «линкольн» не получилось, выклянченных у фирмачей-толстосумов для российских детских домов денег было слишком много), предприимчивые подружки рванули поклониться памяти великого сказочника, похороненного вдали от военных полигонов. В дороге, однако, план претерпел изменения, путешественницы очутились в Мадриде и надумали засвидетельствовать почтение монументу великого Франко. Резонов было несколько: во-первых, Франко был боевой генерал, а плюмажный пентюх, к которому почитательницы первоначально намылились, за исключением сладенькой историйки про оловянного солдатика и притче об огниве, где действует невнятный демобилизованный рядовой, армейских заслуг не имел, во-вторых, статуя Франко была конной, а памятник пуританину, обходившемуся в книгах без военной лексики и терминологии, удручал отсутствием копыт, хвоста и свисающей елды, в-третьих, Франко был на редкость низкоросл (лишь на памятнике сморчка слегка вытянули ввысь), чем напоминал здравствующего общего любимца Свободина, а вышедший в тираж выдумщик невнятиц про оле-лукойе и снежную королеву был хоть и сухощав, но внешне представителен (что раздражало)… Команданте походил на Свободина не только невысоким росточком и высоким воинским званием, но и тем, что твердой рукой сплачивал разрозненные патриотические силы, противостоял погубителям прогресса — и в конце концов отпраздновал над оппортунистами победу (а это вдохновляло). Не говорю о многочисленных частностях личного свойства: диетологине не терпелось публично исполнить ораторию о женщине, которой оторвало ногу, логично было это сделать именно в милитаризированной ауре; меховщица просто обязана была щегольнуть в новой накидке из шкуры последнего обитавшего в естественной среде снежного барса, убитого и раскроенного именно в дни визита к монументу плешивому генералу… У меня была серия почтовых марок с разноракурсовыми портретами устроителя фашистского путча (палач не уставал множить собственные изображения, ставя на них терпимый номинал, чем способствовал широчайшему распространению своего образа и образа своих мыслей по свету), этими выклянченными в свое время у отца зубчатыми раритетами я однажды ненароком одарил вивискторшу, и она, обклеив себе ими лоб и виски шлындрала по Прадо. Не учли гламурщицы единственного: туповатые аграрники-испанцы, не веря в возможность шумного визита в Мадрид столь экстравагантных залетных примадонн, задолго до появления красоток, сравняли конную статую диктатора с землей. Пришлось посланницам доброй воли возлагать букеты, стопы книг и меховых изделий к пантеону жертвам гражданской войны в Долине Павших, где велел похоронить себя сильно припозднившийся по сравнению с умертвленными им противниками тирании головорез. Накинув на мемориальную доску страусиное боа, меховщица дала интервью нескольким телеканалам, в котором заявила: она преклоняется перед памятью того, кто, как и Пиночетт, обеспечил процветание подданных, за что заслужил увенчания фирменным знаком ее кожевенного бренда. Компаньонки дружно поддержали товарку, сплясали и спели на могиле и в последующих интервью присовокупили: прах мизерабля излучает целительную энергию, при контакте с ним происходит коррекция кармы и снятие венца безбрачия, а также избавление от наследственных недугов. В подтверждение четверка явила телезрителям себя в бикини. (Зрелище не для слабонервных!) Нет, каракатицы не жаждали исправить собственные фигуры (тогда их бы прогнали вон из вещания), кардинальное улучшение здоровья тоже не входило в их планы (кто бы их потерпел в качестве «прим», если бы они то и дело не сморкались и не кашляли?). Объяснение тому, что откалывали в средиземноморском кастаньетстве, обнаружилось наипростейшее: неразлучные медийщицы вскоре объявили об открытии ими банка «Генерал» и турфирмы «Франко-штейн», которую следовало как можно быстрее загрузить клиентами. Пилигримки претендовали также пустить в продажу оливки «Муссолини» и горевали, что ни в одном из городков Италии не сохранилось памятника полуграмотному дуче. «У нас изваяниям вождей-убийц придан статус охраняемых государством объектов», — ярились бизнесвуменши на все голоса.