Девочки Гарсиа - Хулия Альварес

Стоящая рядом с ним старая кухарка Чуча суетливо ставит его стакан на подложку. Он предупреждающе кивает ей на окно, и она, подняв взгляд, видит двух мужчин. Очень медленно, чтобы приближающиеся мужчины не уловили в окне движения, Карлос подносит палец к губам. Чуча кивает. Осторожно, шаг за шагом, он пятится из комнаты и, оказавшись в прихожей, где нет окон, выходящих на подъездную дорожку, опрометью бросается в сторону спальни. Он минует патио, где четыре его девочки играют в статуи со своими кузинами.

Они слишком увлечены игрой, чтобы заметить его тело, смазанно проносящееся мимо. Но Йойо, только что замершая посреди пируэта, случайно поднимает взгляд и видит отца.

Он снова подносит палец к губам. Заинтригованная Йойо склоняет голову набок.

– Йойо! – кричит одна из кузин. – Йойо шевельнулась!

В момент, когда он добегает до двери в спальню, вспыхивает спор. Он надеется, что Йойо будет держать рот на замке. Обыскивая дом, мужчины непременно ее расспросят. Они всегда допрашивают детей и слуг.

В спальне он открывает дверь в просторную гардеробную, и внутри загорается свет. Когда он закрывает дверь, свет гаснет. Он достает и включает фонарик. Вдалеке слышатся голоса спорящих детей, потом трель дверного звонка. Его сердце бьется так быстро, что ему кажется, будто внутри него вовсе не сердце, а что-то другое. Полегче, полегче.

Он проталкивается за ряд платьев Лауры в глубину гардеробной. Его успокаивает тальковый запах ее домашних платьев, смешанный с солнечным запахом ее кожи и парфюмерным ароматом ее вечерних нарядов. С величайшими предосторожностями, чтобы не задеть ее расставленные на полу туфли, он перешагивает через них и снимает заднюю панель. Внутри скрывается каморка с вентиляционным отверстием, выходящим в душевую в ванной комнате. Воздух и немного света. Пара полотенец, диванная подушка, простыня, ночной горшок, фляга фильтрованной воды, аспирин, снотворные таблетки, даже святой Иуда, покровитель безнадежных дел, которого Лаура прикрепила к внутренней стенке. Маленький револьвер, который тайком пронес ему Вик – просто на всякий случай, – плотно завернут в запасную темную рубашку и темные брюки, предназначенные для ночного побега. Он входит, кладет фонарик на пол и, задвинув панель на место, закрывается изнутри.

Увидев пробегающего мимо отца, Йойо думает, что он играет в одну из своих игр, которые никому не нравятся и которые мами называет дурновкусием. Как, например, когда он говорит: «Хочешь услышать слово Господне?» – и надо нажать на его нос, а он пукает. Или когда он раз за разом, даже после того, как ответишь «белая», спрашивает: «Какого цвета была белая лошадь Наполеона?» Или когда он проверяет, унаследовала ли ты кровь конкистадоров, и держит тебя за ноги головой вниз, пока вся кровь не приливает к твоей голове, и все время спрашивает: «В тебе течет кровь конкистадоров?» Йойо всегда говорит «нет», но потом терпеть становится невозможно, потому что кажется, будто голова вот-вот расколется, и она говорит «да». Тогда он ставит ее на ноги и смеется громким-прегромким конкистадорским смехом родом из далеких зеленых холмов матушки Испании.

Но сейчас папи не до игр, потому что вскоре после того, как он пробегает мимо, в дверь звонят, и Чуча впускает двух жутко выглядящих мужчин. Сами они цвета кофе с молоком, а надетая на них униформа цвета хаки того же оттенка, что их кожа, поэтому они выглядят совершенно бежевыми, а бежевый никто не назвал бы любимым цветом. На них темные зеркальные очки. Йойо бросаются в глаза их поясная кобура и глянцевые черные выпуклости торчащих пистолетов.

Теперь она знает, что пистолеты незаконны. Их можно носить только guardias[74] в форме, так что эти мужчины либо преступники, либо какие-то тайные полицейские в штатском, про которых мами рассказывала, что они могут быть где угодно и когда угодно, как ангелы-хранители, только они не пытаются удержать тебя от плохих поступков, а дожидаются, чтобы поймать тебя за руку. Мами в шутку сказала Йойо, что ей лучше вести себя хорошо, потому что если эти тайные полицейские увидят, что она делает что-то плохое, то они заберут ее в тюрьму для детей, где меню состоит из всех блюд, которые Йойо терпеть не может.

Чуча говорит очень громко и, будто глухая, повторяет все, что говорят мужчины. Наверное, она хочет, чтобы папи услышал ее оттуда, где он прячется. Наверное, это серьезно, как в тот раз, когда Йойо рассказала их соседу, старому генералу, небылицу про то, что у папи есть пистолет, а небылица оказалась правдой, потому что папи и впрямь зачем-то прятал пистолет в доме. Няня Милагрос наябедничала на Йойо за то, что она рассказала генералу эту небылицу, и родители очень больно побили ее ремнем в ванной, включив душ, чтобы никто не слышал ее криков. Потом мами пришлось посреди ночи встретиться с дядей Виком, спрятав пистолет под дождевиком, чтобы его не нашли дома, если вдруг к ним явится полиция. Это было очень серьезно. Мами до сих пор вспоминает ту историю как случай, когда «ты, Йойо, чуть не погубила своего отца».

Усевшись в гостиной рядом с внутренним патио, мужчины пытаются вовлечь детей в разговор. Йойо не говорит ни слова. Она уверена, что эти мужчины пришли из-за той небылицы про пистолет, которую она рассказала, когда ей было всего пять лет и до того, как ей объяснили, что пистолеты незаконны.

Высокий мужчина с золотым зубом спрашивает Мундина, единственного присутствующего мальчика, где его отец. Мундин объясняет, что его отец, скорее всего, еще на работе; тогда мужчина спрашивает, где его мать, и Мундин отвечает, что она, наверное, дома.

– Служанка сказала, что ее нет дома, – сердито произносит коротышка с широким лицом.

Йойо с удовольствием наблюдает, как он через мгновение понимает, что был неправ, когда Мундин говорит:

– Вы имеете в виду тетю Лауру. Но, видите ли, я живу по соседству.

– А-а-а-а, – тянет коротышка, округлив рот, как дуло револьвера, который он разрядил и по очереди дает подержать всем детям. Йойо берет револьвер в руку и с содроганием заглядывает прямо в дуло. Может, он заряжен, может, если она отстрелит себе голову, все простят ее за то, что она выдумала небылицу про пистолет.

– Кто из вас, девочки, тут живет? – спрашивает высокий мужчина.

Карла поднимает руку, словно в школе. Сэнди тоже поднимает руку, как повторюшка, и говорит Йойо и Фифи, чтобы они сделали то же самое.

– Четыре девочки, – произносит толстяк, закатив глаза. – И ни одного мальчика?

Они качают головами.

– Вашему отцу надо поставить на дверь крепкие замки.

На лице Фифи мелькает тревога. Несколько лет назад она по ошибке повернула маленькую защелку на ручке двери своей спальни, а потом не смогла сообразить, как вернуть ее на место и отпереть дверь. Пришлось вызвать работника с фабрики папито, чтобы тот проделал в двери дырку, вытащил весь замок и выпустил рыдающую Фифи.

– Почему замки? – спрашивает она. Ее нижняя губа подрагивает.

– Почему?! – Пухляш смеется. Жировая складка вокруг его талии колышется. – Почему?! – повторяет он и каждый раз разражается хохотом. – Иди сюда, cielito lindo[75], и я покажу тебе, почему твоему папи придется поставить на дверь замки. – Он манит к себе Фифи указательным пальцем.

Фифи отрицательно качает головой и начинает плакать.

Йойо тоже хочется плакать, но она уверена, что если расплачется, то мужчины что-то заподозрят и заберут ее отца, а может, и всю семью. Йойо представляет себя в тюремной камере. Она будет сидеть там, как Фелисидад, маленькая канарейка мамиты, в своей клетке. Охранники станут просовывать в камеру ружья, так же как Йойо иногда тычет канарейку палочками, когда никто в большом доме не смотрит. Она доводит себя до такого страха, что в глазах у нее уже стоят