Девочки Гарсиа - Хулия Альварес

чтобы быть их матерью и навязывать старые правила.

– Ты заметил? – прошептала она папи, когда официант, принявший их заказ, удалился. Девочки подались вперед, чтобы лучше слышать. Теперь, когда они жили в Штатах, мами была за главную. Она когда-то училась в этой стране. Она говорила по-английски без сильного акцента. – Взгляни на меню. Заметил, что цены не указаны? Спорим, кола тут стоит пару долларов.

У Сэнди отвисла челюсть.

– Пару долларов!..

Сердитый взгляд матери заставил ее замолчать.

– Пожалуйста, Сэнди, не позорь нас! – сказала Лаура, а потом рассмеялась, когда папи напомнил ей, что в этом месте испанский не может претендовать на звание секретного языка.

– Ах, мами, – он ненадолго накрыл ее ладонь своей. – Сегодня особенный вечер. Я хочу, чтобы мы хорошо провели время. Нам нужен праздник.

– Пожалуй, – со вздохом заметила она. – Тем более что платят Фэннинги.

Лицо папи напряглось.

– В этом нет ничего постыдного, – тут же напомнила мами. – Когда они гостили у нас в Доминикане, мы обращались с ними по-королевски.

Так и было. Сэнди помнила, как знаменитый доктор Фэннинг и его жена приезжали, чтобы обучить лучших врачей страны новым методикам кардиохирургии. Этот высокий худощавый человек и его жена с причудами были гостями семьи. Для них постоянно устраивали барбекю; на подъездной дорожке выстраивались машины, а под пальмами отряд шоферов обменивался новостями и сплетнями.

Когда принесли напитки, папи произнес забавный тост. Он довольно громко говорил его по-испански, но если официанты и расслышали слова, то были слишком профессиональны, чтобы засмеяться. Не успели они поднять бокалы, как мами перегнулась через стол:

– Они здесь.

Сэнди обернулась и увидела, как метрдотель ведет к ним высокую нарядную женщину и идущего за ней очень высокого мужчину с озабоченным лицом. До нее не сразу дошло, что это те самые люди, которые на Острове с дурацким видом слонялись у бассейна в солнечных очках и шляпах, с намазанными солнцезащитным кремом носами и разговаривали со служанками на чрезвычайно убогом испанском.

Последовали суетливые приветствия и извинения. Папи встал, и Сэнди, не зная, чего требует этикет, тоже встала, но под выразительным взглядом матери снова села. Врач и его жена уделили достаточно внимания каждой из девочек, пытаясь «хорошенько их разглядеть» и вспоминая, какого роста была каждая из них, когда они виделись в последний раз.

– Что за маленькие красавицы! – пошутил доктор Фэннинг. – Карлос, да у тебя тут настоящий гарем!

Четыре девочки смотрели, как на лице их отца появляется озорная улыбка.

Первые несколько минут взрослые обменивались новостями. Доктор Фэннинг рассказал, что говорил с одним другом, который был управляющим важной гостиницей и нуждался в штатном враче. Как он объяснил, работа не бей лежачего: главным образом требуется снабжать валиумом богатых вдов, но платят чертовски хорошо. Отец Сэнди благодарно опустил взгляд в свою тарелку. Ему было неловко за то, что он оказался в таких стесненных обстоятельствах и был стольким обязан своему другу.

Принесли напитки Фэннингов. Миссис Фэннинг осушила свой бокал несколькими жадными глотками и заказала еще один. Во время суматошных приветствий она держалась тихо, но теперь сыпала вопросами, поднимала брови и делала скорбное лицо, когда миссис Гарсиа объясняла, что за последние две недели новостной блокады они не получали никаких известий от родни.

Сэнди внимательно изучала ее. Почему такой высокий и довольно красивый доктор Фэннинг женился на этой невзрачной женщине с торчащими зубами? Возможно, она была из хорошей семьи – доминиканские мужчины тоже женились по этой причине на невзрачных женщинах с торчащими зубами. Может быть, к миссис Фэннинг прилагались все надетые на ней украшения, и доктора Фэннинга привлекло их сверкание, как рыбок привлекает блеск, если обернуть ниточку фольгой и поболтать ею на мелководье.

Доктор Фэннинг открыл свое меню.

– Что все будут есть? Девочки?

Настал момент, к которому они так тщательно готовились. Мами закажет за них – высказывать какие-либо особые предпочтения или антипатии было бы с их стороны невоспитанностью и развязностью. Кроме того, когда Сэнди попыталась с помощью указательного пальца по слогам прочесть вслух меню, она не узнала названий перечисленных блюд.

Ее мать сказала доктору Фэннингу, что закажет для девочек две общие порции pastelones[69].

– О, но здесь так хорошо готовят морепродукты, – просящим тоном обратился к ней доктор, глядя из-под очков, по-учительски съехавших ему на нос. – Девочки, как насчет паэльи или camarones a la vinagreta[70]?

– Они не едят креветки, – ответила мать, и Сэнди исполнилась благодарности к ней за то, что она защитила их от этой ужасной еды из червяков.

С другой стороны, Сэнди с радостью заказала бы что-нибудь другое и только для себя. Но она помнила наказ матери.

– Мами, – прошептала Фифи, – что такое pastolone?

– Pastelón, милая. – Мами объяснила, что это запеканка вроде той, которую Чуча готовила дома с рисом и говяжьим фаршем. – Это очень вкусно. Я знаю, что вам, девочки, понравится. – Потом она красноречиво взглянула на них, давая понять, что запеканка должна им понравиться.

– Да, – вежливо ответили они, когда доктор Фэннинг уточнил, уверены ли они, что хотят pastelón.

– Что да? – подсказала мама.

– Да, спасибо, – хором ответили они.

Доктор рассмеялся и понимающе подмигнул им.

Заказы были сделаны, новые напитки стояли на столе, и старшие завели нудную взрослую беседу. Время от времени интонации их голосов менялись, и это заставляло Сэнди подаваться вперед и прислушиваться. В остальном же она сидела тихо, играя с сахарными пакетиками, пока мать не велела ей прекратить. Она наблюдала за разными столиками вокруг. Все остальные посетители были белыми и говорили тихими безэмоциональными голосами. Несомненно, американцы. Сэнди подумалось, что эти люди могли бы поужинать где угодно, но пришли в испанский ресторан. La Bruja ошибается. Другие люди платят деньги, чтобы посидеть в испанской обстановке.

Ее взгляд упал на молодого официанта, чьей обязанностью, похоже, было подливать воду в стаканы за каждым столиком. Столкнувшись с ним взглядом, она всякий раз смущенно отводила глаза, но от скуки стала смелее. Она начала небольшой флирт; он улыбался и всякий раз, когда она улыбалась в ответ, подходил со своим серебряным графином, чтобы наполнить ее стакан водой. Мать заметила это и с зашифрованным упреком сказала:

– Их колодец пересохнет.

Сэнди и в самом деле выпила столько воды, что тихонько намекнула матери, что ей нужно в туалет. Мать бросила на нее один из своих сердитых взглядов. Их предупреждали, чтобы сегодня за ужином они ничего не требовали. Сэнди заерзала на стуле. Ей не хотелось выходить в туалет, не получив благосклонного разрешения.

Папи вызвался ее проводить.

– Мне и самому не мешало бы воспользоваться мужской комнатой.

Миссис Фэннинг тоже встала и заметила, что не прочь немного облегчиться. Доктор Фэннинг кинул на нее предостерегающий взгляд, почти такой же, которым Сэнди одарила мать.

Втроем они прошли в заднюю часть ресторана, куда их направил метрдотель, и спустились по узкой лестнице с тусклыми маленькими светильниками, висящими под сводами. В плохо освещенном подвале миссис Фэннинг прищурилась, рассматривая надписи на двух дверях.

– Damas? Caballeros?[71]

Сэнди сдержала порыв поправить ее американское произношение.

– Эй, Карлос, придется тебе побыть моим переводчиком, а то как бы я не оказалась не в той комнате рядом с тобой! – Миссис Фэннинг игриво повращала бедрами, как если бы пыталась удержать хулахуп.

Папи опустил взгляд на свои ноги. Сэнди давно заметила, что в присутствии американских женщин ему становилось не по себе. Он округлял плечи и вел себя чопорно-обходительно, как слуга.

– Сэнди тебя проводит, – сказал он, поставив дочь между собой и миссис Фэннинг, которую рассмешило его смущение. – Иди же, моя сладкая.

Сэнди придержала перед американской леди дверь с табличкой DAMAS. Поворачиваясь, чтобы последовать за ней, миссис Фэннинг наклонилась к отцу Сэнди и провела губами по его губам.

Сэнди не знала, стоять ли ей как истукан или шмыгнуть внутрь и оставить этот неловкий момент за захлопнувшейся дверью. Как и ее отец,