Спектакль - Джоди Линн Здрок

Горло саднило. Она поднялась на ноги снова, как только что в гипнотическом… Сне? Видении? Где это было? Непохоже на сон, непохоже и на видения из морга. Еще одно место, куда могло путешествовать ее сознание.

Ее сознание споткнулось о темный лабиринт реальности.

– Как долго я была под гипнозом?

– Не больше десяти минут, – сказал месье Лебо.

Нет, это было несколько часов. Так говорило ее тело. Она подошла к окну. Тени не сдвинулись. Он был прав.

– Думаю, вы не были полностью под гипнозом, – продолжил он. – Близко, но не совсем там. Где-то посередине, кажется. Вы будете помнить то, что случилось, скорее, как сон.

Ноги ее подкашивались от усталости. Ей казалось, будто она последнюю пару часов убегала от кого-то.

– Прошу вас, присядьте, мадемуазель, – сказал месье Лебо, ведя ее к дивану. – Мне так жаль, что это произошло.

Мадам Лебо, от которой пахло розами и чем-то медицинским, положила морщинистую руку ей на щеку. Прикосновение напомнило ей о тете Бриджит.

– Я принесу вам попить, – сказала она, исчезая в загадочной задней комнате.

Натали попыталась сглотнуть першение в горле.

– Чувствую, будто была в кошмаре, только еще хуже. Это часто случается? Кто-то попадает туда, «посередине», как вы сказали, и выходит оттуда в ужасе?

Месье Лебо покачал головой:

– Боюсь, что нет. Только однажды было в особых… обстоятельствах. А вы?..

Вопрос не сошел с его губ.

– Я что?

Он поднял сосуд с опиумом и трубку, положил их на стол в углу и посмотрел на нее. Затем расплылся в улыбке – примерно такой же, с какой встретил ее на входе.

– Вы достаточно хорошо себя чувствуете, чтобы идти? То есть вам нужно помочь добраться до дома?

Глаза и поза выдавали его.

«Вы не это собирались спросить».

– Я что? – повторила Натали, будто он ничего не отвечал, потому что, по правде говоря, он и не ответил.

Мадам Лебо вернулась с маленьким серебряным подносом, на нем стояли чайник и чашка. Она поставила поднос на столик рядом с диваном.

– Это вам поможет.

– Месье, что вы собирались у меня спросить? – Натали попробовала снова.

– Ничего, – жизнерадостно ответил он, скрестив руки. – Прошу прощения, это неправда. Я хотел спросить, сколько вам лет. Невежливый вопрос, знаю.

– Шестнадцать.

– О! – Его глаза засияли. Он удивился? Она выглядела на свой возраст, и ей никогда не давали больше семнадцати-восемнадцати. – Хорошо быть молодым. Да, Женевьев?

Мадам Лебо улыбнулась:

– Конечно.

Но что-то в его тоне, в том, как озарилось его лицо, подсказывало Натали, что и это не было тем вопросом, который он сначала хотел задать.

Он не поддавался. Что бы он ни собирался спросить, оно кануло в никуда.

«Почему?»

Мадам Лебо налила чай и передала ей чашку в бело-голубую полоску с надписью каким-то экзотическим шрифтом.

Натали подняла ее к губам, вдохнула пряный земляной, цветочный запах и немедленно опустила обратно.

– Что здесь? Это не чай.

Пожилые Лебо переглянулись, и только потом мадам Лебо ответила:

– Это похоже на чай, и оно поможет вам прийти в себя.

– Это опиум?

– Нет, – сказала женщина, – но там есть маковые зерна и другие травы.

Натали ощутила тревогу. На секунду она поддалась искушению, сильному искушению, и чуть не выпила чай залпом, но не стала – не смогла.

– Я лучше пойду, – сказала она, поднимаясь с дивана на ноги, которые внезапно обрели былую силу. – Спасибо, что попытались мне помочь. Сколько франков?

Месье Лебо взмахнул рукой.

– Я не возьму с вас денег, мадемуазель. Примите мои извинения за то, что ваше переживание было таким неприятным. Я могу только заключить, что… то, о чем вы хотели забыть, не может быть забыто.

Натали выпрямилась, впервые обратив внимание на то, какими невысокими и ссохшимися были оба этих странных человека. И все же они казались ей симпатично странными. В них чувствовалась свобода, решила она. Что-то вроде того, к чему стремилась Симона, только вкупе с опытом и уверенностью, которые приносит возраст.

Она взяла сумку и торопливо попрощалась, и последние слова месье Лебо преследовали ее всю дорогу домой.

– Помните, кто вы такая, – сказал он, – и тогда поймете, почему не можете забыть.

Сеанс гипноза, или что это там было, если учесть, что она ему полностью не подверглась, оказал на Натали неожиданное влияние: ее концентрация обострилась.

Оставшуюся часть дня ее мысли постоянно возвращались к одному и тому же. Не к видениям, не к Темному художнику, не к письмам, не к сосудам с кровью и даже не к Симоне с ее необычным, но занятным дружком.

Тетя Бриджит.

Натали решила после того воспоминания, превратившегося в сон в парке, поискать бумаги тетушки. Найдя сосуд с кровью, она отвлеклась на другое; кроме того, у нее не было возможности обыскать квартиру за последние пару дней. Но явление тетушки в ее гипнотическом забытье привлекло ее полное внимание к этим бумагам.

Почему это было так важно?

Они были просто бессвязными записками женщины, едва балансирующей на грани безумия.

И все же.

Папа озаботился тем, чтобы их сохранить, даже защитить. И из всех образов, связанных с тетей Бриджит, к ней под гипнозом просочилось именно это слово.

Натали подумала о том последнем дне у мадам Плуфф. Несколько обрывков вспомнилось сейчас, как осколки стекла, собирающиеся обратно в целое окно: прозрачное, искаженное, но позволяющее видеть сквозь него.

Конечно, тетя Бриджит не пыталась ее придушить, это была добавка из сна. Они с мамой без происшествий вышли из комнаты тети Бриджит. Потом мама привела ее к мадам Плуфф, которая угостила ее теплым молоком и печеньем с малиновым вареньем в серединке. Следующее, что Натали помнила, – то, как они ехали домой на извозчике. Папа прижимал к груди стопку бумаг так же, как она иногда прижимала к себе плюшевого зайца Сильвана. Придя домой, папа сразу понес эти бумаги в спальню и больше никогда о них не упоминал.

Сохранил ли он их?

Если да, то они должны быть в родительской спальне. Ей нужно поискать там.

Да, можно было дождаться, пока мама пойдет по делам или навестить подруг. Но такой возможности не было уже несколько дней, а ей нужно было знать как можно скорее.