Цивилизация в переходное время - Карл Густав Юнг

там, куда падает тень мужчины, и потому он нередко путает одну с другой. А когда пытается исправить это недоразумение, то переоценивает женщину и мнит ее желаннейшей на свете. Словом, я намереваюсь приступить к теме обсуждения с величайшими опасениями и сомнениями.

237 Впрочем, одно не подлежит сомнению: женщина сегодня занимает такое же промежуточное, переходное положение, что и мужчина. Еще предстоит выяснить, что представляет собой этот переход – поворотный момент в истории или нет. Порой, оглядываясь назад, мы склонны считать, что настоящее время обнаруживает какие-то аналогии с отдельными периодами в прошлом, когда великие империи и культуры проходили наивысшую точку развития и неудержимо двигались к упадку. Но эти аналогии обманчивы, ибо за упадком всегда следует возрождение. Сегодня на передний план выдвигается более отчетливо положение Европы на полпути между азиатским Востоком и англо-саксонским – или, лучше сказать, американским? – Западом. Европа застыла между двумя колоссами, между двумя дикарями, кардинально противоположными друг другу по самой своей природе. Они глубоко различны не только по народонаселению, но и по своим идеалам. Запад наслаждается максимальной политической свободой при минимуме личных свобод; на Востоке все наоборот. Мы видим на Западе стремительное развитие технических и научных устремлений, зато на Дальнем Востоке наблюдается пробуждение тех духовных сил, которые в Европе сдерживаются указанными устремлениями. Могущество Запада материально, а могущество Востока идеально[110]. Схватка противоположностей, которая в мире европейского мужчины протекает в области научно-прикладного интеллекта и находит выражение на поле боя и в балансе банковского счета, у женщины вызывает психический конфликт.

238 Обсуждение положения современной европейской женщины чрезвычайно затрудняется тем обстоятельством, что мы попросту вынуждены говорить о меньшинстве. В строгом смысле слова «современной европейской женщины» не существует. Неужели кто-то всерьез думает, будто нынешняя крестьянка отличается от своих предшественниц столетней давности? На самом деле немалая часть населения планеты лишь в крайне ограниченной степени живет настоящим и участвует в решении современных проблем. Мы говорим о «проблемах женщин», но сколько найдется женщин, признающих эти проблемы? В сопоставлении с общим числом европейских женщин лишь незначительное меньшинство действительно проживает в сегодняшней Европе; это горожанки, которые принадлежат, скажем так, к утонченным слоям общества. Должно быть, так было всегда, ибо лишь немногие люди способны ясно выражать дух современности в любую эпоху. В четвертом и пятом столетиях нашей эры христиан, хоть сколько-нибудь постигших суть вероучения, было ничтожно мало, большинство же оставалось фактически язычниками. Культурный процесс, характерный для данной эпохи, наиболее заметен в городах, ведь ему требуются большие скопления людей для насаждения культуры, а уже из этих скоплений культура постепенно распространяется на более мелкие, отсталые группы. То есть настоящее мы находим только в крупных центрах, где и отыскивается «европейская женщина» – такая женщина, которая воплощает собой социальные и духовные ценности сегодняшней Европы. Чем дальше от влияния крупных центров, тем глубже мы погружаемся в историю. В отдаленных альпийских долинах вполне можно встретить людей, которые никогда не видели железной дороги, а в Испании, тоже части Европы, встречаются те, кто живет в темном средневековье и не умеет читать и писать, не располагает даже представлением об алфавите. Население этих областей, представители соответствующих социальных слоев, живет не в одной с нами Европе, а в Европе 1400 года, и озабочены они проблемами минувшей эпохи, в которой продолжают обитать. Общаясь с такими людьми, я постоянно осознаю, что как бы возвращаюсь вспять во времени, словно переношусь на страницы исторического романа.

239 «Настоящее» – тонкий поверхностный слой крупных городских центров цивилизации. Если он совсем тонкий, как было в царской России, то, по свидетельству опыта, в нем нет никакого смысла. А вот когда он набирает достаточную «толщину» и прочность, уже можно говорить о цивилизации и прогрессе; именно тогда появляются проблемы, характерные для текущей эпохи. В этом отношении Европа обладает настоящим, в этом настоящем европейские женщины живут – и страдают от его проблем. Об этом, и только об этом, мы вправе рассуждать. Те, кто довольствуется средневековым образом жизни, не нуждаются ни в самой современности, ни в ее экспериментах. Зато человек настоящего не в состоянии – не важно, по какой причине – вернуться к прошлому, не понеся существенного урона. Зачастую этот поворот вспять совершенно невозможен, даже если человек готов пожертвовать собой. Человек настоящего должен трудиться ради будущего, а прошлое пусть сберегают другие. Посему он не просто созидатель, но и разрушитель. Он сам и его мир становятся исполненными сомнений, двусмысленными. Способы, известные из прошлого, ответы, которые прошлое дает на возникающие вопросы, недостаточны для нужд настоящего. Все старые, привычные и удобные пути заблокированы, но открываются новые, возникают новые опасности, о которых прошлое не ведало. Поговорка гласит, что история ничему не учит, и применительно к проблемам современности она и вправду не может чему-то научить. Новые пути приходится прокладывать по нехоженым областям, без очевидных предпосылок и часто, увы, без пиетета. Единственное, чего никак нельзя улучшить, – это мораль; всякое изменение традиционной морали будет по определению аморальным. Этот парадокс заставляет многих новаторов брезгливо морщиться.

240 Все проблемы современности стянуты в общий тугой узел, так что едва ли возможно выделить какую-то одну из них и рассматривать ее независимо от прочих. Поэтому нет проблемы «положения женщины в Европе» вне анализа европейского мужчины и его мира. Если женщина замужем, обычно она экономически зависима от мужа; если она не замужем и зарабатывает на жизнь сама, то работает в профессии, придуманной мужчиной. Если не готова пожертвовать эротической стороной жизни, она, опять-таки, вынуждена устанавливать значимые отношения с мужчинами. Во многом женщина, словом, неразрывно связана с мужским миром, а потому столь же подвержена всем потрясениям, которые затрагивают этот мир. Война, например, потрясла женщину не меньше, чем мужчину, и ей тоже пришлось приспосабливаться к последствиям войны. Что значат для мужского мира грозные события последних двадцати или тридцати лет, очевидно каждому; мы читаем об этом в газетах каждый день. Но не столь очевидно, что они значат для женщины. Ни политически, ни экономически, ни духовно женщина не выглядит значимым фактором. Будь иначе, она бы куда настойчивее и зримее вторгалась в поле зрения мужчины, должна была бы считаться соперницей. Иногда ей отводят такую роль, но принимают ее за мужчину, который, так сказать, случайно родился женщиной. Обыкновенно же она присутствует в интимной области жизни мужчины, там, где только чувства, где нет ни зрения, ни желания видеть, а потому женщина будто прячется за неснимаемой маской, за которой воображается все возможное и невозможное – мужчина грезит наяву,