Любовь, похожая на смерть - Андрей Троицкий

Бабка горестно замолчала, вспомнила про самогонный аппарат и выдавила из себя еще пару слезинок.

– И чего дальше? – поторопил Девяткин.

– Так и мучился всю ночь, – ответила старуха. – И меня замучил. Звал и говорил, что надо позвонить знакомому врачу. Просил, чтобы я набрала телефон того врача. Он номер хорошо помнил, да вдруг забыл. Записывать надо, тогда не забудешь. А потом Ахмед вроде как в беспамятство впал…

– И когда же это случилось? – спросил Девяткин. – Ну, когда он ногу ушиб?

– Вот на численник смотри, – бабка ткнула пальцем в висевший на стене календарь. – Вот число. Ровно девять дней назад.

Девяткин распахнул окно, позвал с улицы старшего лейтенанта Лебедева. Вдвоем они быстро обыскали комнату, но не нашли ничего интересного. Кое-какие тряпки в чемодане, нетронутый пузырек с таблетками, бинты. В потертом кошельке четыреста двадцать долларов, небольшая сумма в рублях, две женские фотографии и дисконтная карта магазина ювелирных изделий «Лазурит».

– Я в комнату заглянула, он на кровати сидит, – сказала бабушка Маруся, когда Девяткин показал ей фотографии. – Сидит и смотрит на фотографию. Ну, чернобровая женщина, на цыганку похожа. Я спросила, мол, что за баба на карточке. А он замялся так, помолчал и говорит, что это родственница. Жена брата или кто… Не помню уж. Ну, врал, собака такая. Он всегда врал, когда я спрашивала.

– Видно, это жены его, – выдвинул версию Лебедев. – Обе женщины южного типа.

– Да, похоже, это жены Ахмеда, – кивнул Девяткин, понимая, что та единственная ниточка, что вела к истине, оборвалась около часа назад в этой каморке, на этой вот тахте, на простынях, испачканных засохшей кровью. – Черт возьми…

Он вышел на кухню, включил верхний свет и стал разглядывать дисконтную карточку магазина «Лазурит». Если верить надписи на обратной стороне, ее обладатель получал право на покупку любого ювелирного изделия со скидкой пятнадцать процентов. Карта похожа на обычную банковскую, на ней есть магнитная полоса с секретным кодом, а также светлый прямоугольник, где стоит подпись владельца. Сощурив глаза, Девяткин присмотрелся внимательнее. Буква В с точкой. А дальше подпись владельца, довольно разборчивая: Панич. Покойный строитель не похож на постоянного посетителя ювелирного магазина, которому предоставили скидку. Но кто такой В. Панич? Это женщина или мужчина? И как дисконтная карта оказалась в кошельке Ахмеда? Девяткин позвал старшего лейтенанта Лебедева и приказал:

– Срочно свяжись с нашим информационным центром. И выясни: были или нет в Москве и области зарегистрированы заявления граждан по поводу исчезновения родственника или знакомого с фамилией Панич. И еще: возможно, Панич числится среди людей, умерших насильственной смертью в ближайшие две-три недели. Фамилия редкая, быстро найдут.

– Разрешите вести переговоры с улицы или из вашей машины? – попросил Лебедев. – А то в этом клоповнике дышать нечем.

Через полчаса он вернулся и доложил, что три дня назад поступило заявление от некоей Нины Семеновны Панич, пятидесяти восьми лет, проживающей на соседней станции Дачная. Нина Семеновна сообщает, что ее дочь Вера исчезла девять или десять дней назад и до сих пор о месте ее нахождения ничего не известно. Точнее, она выехала по делам в Москву, но обратно не вернулась. Адрес и телефон прилагаются.

Когда начало смеркаться, сидевший за рулем «Хонды» Вадим Гурский почувствовал первый приступ усталости. Позади трудная дорога, тряская, очень неудобная и опасная. А впереди уже маячил своими огнями такой же тяжелый длинный вечер. Над трассой стелилась удушливая серая дымка, солнце, позолотив край неба, спряталось где-то за деревьями, за убогими дачными домиками. Впереди, судя по карте, какой-то захолустный городишко. Как только машина его проскочит, Гурский прикорнет на заднем сиденье, а его место за рулем займет Эльдар, уже озверевший от безделья.

Сидевший рядом Толик Тузенко откашлялся в кулак и сказал:

– Все-таки удивляюсь иногда…

Фраза оборвалась на полуслове, Туз закурил.

– Удивляюсь, как люди справляются с этим кошмаром, который называется жизнью… – Он начинал свою историю издалека, медленно, но верно пробиваясь к любимой сексуальной теме. – Особенно сейчас женщинам трудно. Тут в газете поместили одну статейку. «Исповедь на мятой простыне» называется. Вот там женщина вечерами ложится в холодную постель и думает только об одном: господи, хоть бы кто меня изнасиловал. То есть она хочет найти мужчину, но негде. Все, кого она встречает, – только гомики. Или полные импотенты.

– Секс нужен человеку, чтобы заполнить душевную пустоту, – отозвался сзади Эльдар. – Это ученые доказали. У меня в душе – космическая пустота. Значит, мне надо много секса. Это улучшает жизненный тонус.

Вадим Гурский мог скомандовать, чтобы все заткнулись, но в отношении с подчиненными он допускал известную долю либерализма. Кроме того, в дальней дороге треп на сексуальные темы не дает заснуть за рулем.

Увидев в двадцати метрах перед капотом милиционера с полосатым жезлом в руке, Гурский не сразу понял, что это именно ему мент дает отмашку, приказывая остановиться. Свернув к обочине, машина встала. В следующую секунду водитель и двое пассажиров оказались в кольце неизвестно откуда появившихся ментов. Гурский увидел в руках блюстителей порядка автоматы, глянул на их свирепые морды, что-то хотел сказать своим парням, но не успел. Дверцу распахнули с наружной стороны, какой-то дюжий мент намертво вцепился в ворот пиджака и стал тащить Гурского из машины.

– Всем выйти! – орал кто-то. – Лечь на землю! Руки за голову! Я сказал – на землю… Лечь!!!

Нападение было настолько диким, неожиданным, что оставалось только подчиниться. Гурский кое-как выбрался из машины, в следующую секунду получил удар подошвой сапога в голень левой ноги, охнул от боли и очутился на разогретом солнцем пыльном асфальте. Кто-то завернул его руки за спину, на запястьях защелкнулись браслеты наручников. Каблук сапога уперся в спину, под правую лопатку. В позвоночник ткнулся ствол автомата.

– Не поднимать головы, – надрывался мент. – Лежать, твари! Не шевелиться!

Гурский уткнулся носом в пыль. Он слышал, как менты шуруют в машине. Вот открыли багажник. Видно, кто-то полез под брезент и присвистнул, увидев, что там лежит.

– Бляха-муха, ты только глянь! Глазам не верю… Два автомата Калашникова, пистолеты, три снаряженных магазина… Карабин… Патронов целый ящик. Все разные, россыпью и в пачках. А тут что? Гранаты «Ф-1» – четыре штуки. «РГД-5» – восемь штук. Или девять…

– Подожди, сейчас опись составим, – ответил другой голос. – И приложим к протоколу задержания. Кто у нас писать самый грамотный?

Чьи-то руки ухватили Гурского за плечи, потащили куда-то. Сначала волоком по асфальту, потом вверх по лестнице. Через пару минут его отвели в тесную комнату с бетонным полом и потолком, освещенную люминесцентными лампами. Пост дорожно-постовой службы оказался не каким-то убогим курятником, а приличным домом с толстыми стенами и большим подвалом, где можно держать под замком хоть десяток пьяных шоферюг да еще проводить допросы.