Игры богов. Сказание первое - Игорь Бусыгин

— А это как?

— Да вот, — Батя скинул плащ, швырнул на него несколько камушков. — Сколько?

— Вроде, девять…

— Десять. А почти все мальчишки уже могут отследить до сорока камней без ошибки.

Олег только покрутил головой.

— Потом их куда-нибудь ведут, каждый день — на новое место, после прогулки каждый должен подробно написать обо всём, что он видел, с точностью до малейшего камушка.

— Ну, сильны вы, однако… А как насчёт плавания?

— Каждый день, перед ужином.

— А после ужина?

— Два свободных часа.

— А философия? Хоть один пример приведи.

— Сегодня, например, изучали Миямото, — Адмирал начал цитировать: — «Путь боя — это искусство воина. Дружинник должен следовать ему, а простые воины — знать о его существовании. В системе мироздания существуют различные пути, есть Путь спасения посредством Законов Творца, есть путь Дао, есть Путь врачевания, есть Путь воина, а также множество других путей и учений, каждый изучает то, к чему имеет естественную склонность. Путь воина есть окончательное и абсолютное принятие смерти, тщательное соблюдение кодекса чести. Под Путём воина понимается смерть. Он означает стремление к гибели всегда, когда есть выбор между жизнью и смертью. И ничего более».

— Да, надо в Японию, в семнадцатый век, договориться с Миямото Мусами за год до его смерти, вдруг да получится, — подумал Олег вслух.

Адмирал встрепенулся:

— Я изучал во время ночных бдений различные реки и речушки в философии, а книгу Миямото «Пять колец» знаю наизусть. Как владеть оружием, — адмирал махнул рукой, — мальчишкам ещё рано знать, но тебе попробую объяснить.

Возьмём, к примеру, музыкантов. Настоящих музыкантов. Кто такой музыкант? Это не просто человек, который дёргает струны в определённой последовательности или дует в трубу, или бьёт по барабану. Музыкант — это человек, который чувствует свою внутреннюю гармонию и гармонию природы, он воплощает её в гармонию внешнюю, у гениев — в божественную, посредством своего инструмента.

— Да согласен я, — буркнул Олег. — А при чём тут оружие?

— Не торопись, скоро будет и про оружие, — щёлкнул пальцами адмирал. — Случается так, что настоящий музыкант берёт в руки инструмент, которого он раньше и в глаза не видел. Но поскольку он настоящий музыкант, то чувствует гармонию этого инструмента, приводит её в соответствие со своей внутренней гармонией, и вскоре в атмосферу уже льются чарующие звуки музыки.

Олег настороженно хмыкнул.

— Тебе просто незнакомо чувство прекрасного, — рявкнул адмирал. — И если бы ты меня не перебивал, я уже давно закончил бы. Я вёл к тому, что опытный воин подобен музыканту. Я могу взять в руки боевой молот Тора…

— Только попробуй, — проскрипел пока ещё невидимый Тор.

— Теоретически, — успокоил адмирал; глаза его удивлённо поползли к ушам. — Кто это, кто говорит со мной?

— Да Тор, хозяин грома, молний и боевого молота, — улыбнулся Олег.

— А я могу с ним поспорить?

— Рискни здоровьем.

Тор хмыкнул и появился во всей своей красе, протянул Бакренёву левой рукой молот — полную копию своего, а свой, Мйольнир, воспетый легендами, ухватисто держал в правой руке.

Через пятнадцать минут тренировки адмирал махал топором не хуже, чем Тор.

— Попробуй меня убить, я размахиваю им уже почти как ты.

Бог натянуто улыбнулся:

— Сомневаюсь.

— Не сомневайся, — с надрывом щёлкнул челюстью адмирал.

— Сомневаюсь, — повторил Тор.

— Не сомневайся, — заверил его адмирал. — Сомнения губительны для разума, — с полупьяных глаз Батю повело на долгие и нудные речи, — и ведут к поражению в бою и в жизни. К сожалению, я должен признать, что подобная степень мастерства в любой профессии, будь ты музыкант или воин, достигается путем длительного и постоянного самосовершенствования, постоянного воздержания в мыслях и в действиях, постоянной вере в себя, в свои силы. Редко кто рождается с подобным талантом, таких по пальцам можно пересчитать. Причём пальцев не больше, чем пальцев двух рук и двух ног, например ты, Тор, ну и я, и конечно же Олег.

Тор заливисто захохотал:

— Ты мне нравишься, человечек! Олег, расскажи подробней, как мне поддержать тебя при необходимости, так, как я поддержал тебе в Царьграде, или по другому? — Тор обнял Олега. — Ох, и повеселились мы тогда с тобой! Так чем тебе помочь?

Олег скупо улыбнулся:

— Тебе же рассказал Перун, что мы такого умного затеяли.

— Рассказывал, я уже сегодня сделал непонятное для себя, появился по просьбе братца-двойника к конунгам со своей дружиной, запугал их, аж самому приятно. Вообще-то, он мне далеко не брат, — Тор немного помолчал. — Он был моим отцом, когда меня звали Таргитай-Даждьбог. Но ему это приятно — называть меня братом, а с отцом спорить — себе навредить, — опять помолчал. — Ты забудь о моих словах.

Олег дёрнул кадыком, ушами и глазами показал, что согласен.

Тор поиграл своим молотом:

— Никто не нападёт на Синеуса, а если рискнут, тогда я их всех раздавлю, как давят тараканов домохозяйки в нашем светлом, правда не совсем, будущем. Исчезнут все, только волки будут рыскать по их разорённым жилищам. А то, о чём говорил Перун… Ну что ж, я с ним полностью согласен, во всём помогу, а ты мне поможешь завалить Митгард, эту Мировую змеюку, ведь как предсказали норны, она меня должна убить…

— Отстал ты от жизни, бог Тор, наверно из-за неправильного питания. Лопаешь, небось, мясо вепря Сехримнира, который на следующий день оживает. А пьёшь, как всегда, молоко козы Гейдрун. Пробовал как-то его, хмельное правда, но ему далеко до земных вин и даже до пива… Ах да, ещё яблоки тебе таскают на закуску, те, что поддерживают жизнь и молодость, поделился бы яблочками…

— Отстал ты, Вещий! Перун нас приучил к южному вину и к вашей медовухе, а закуска разнообразная: от ананасов до рябчиков.

— Да и ты отстал! Ты же наверняка слышал, как я шуганул Черноморца, а эта твоя гадина попроще, чем Великий Черноморский Змей.

— Знаю, но сомневаюсь. Даже нам, богам, почти невозможно это…

— Да послушай ты! Чудовищного волка Фенрира я приручил уже давно и обучил его кое-каким шуткам. Кот, к ноге! И в своём подлинном виде!

Фенрир появился мгновенно, вид его был ужасен, размерами он превосходил слона раза в два, из глаз полыхал огонь, из раздвоенного, как у змеи языка, капал яд, что сразу превращал камень в труху, его огромный хвост заканчивался огромным молотом, а когти — как трёхметровые ятаганы. Он подмигнул Тору, плюхнулся на брюхо, страшные когти втянулись, хвост спрятал под себя, а змеиное жало превратилось в длинный розовый язык. Он подполз к Олегу на брюхе и одним движением языка облизнул своего друга с ног до головы.