Черная Гончая - Влада Ольховская

– Это его отец. А ты, должно быть, Ульяна?

По голосу он бы об этом не догадался, значит, тоже увидел имя на экране. А раз увидел, зачем спрашивает? Папаша Сергея мне не очень-то нравился из-за той роли, которую он сыграл в судьбе своего сына. Теперь он мне нравился еще меньше.

– Да…

– Давно хотел поговорить с тобой, а тут вдруг само сложилось!

Ага, конечно, само оно у него сложилось! Вряд ли Сергей постоянно давал телефон на хранение своему отцу. Вряд ли он вообще это делал! Думаю, сам Сергей сейчас на съемке, вот папаша и решил развлечься.

Но тут сработало то, что я всегда за собой замечала: в своих мыслях я была крута, а просто так взять и нахамить взрослому дядьке не решалась.

– О чем вы хотели поговорить? – спросила я.

– О твоем общении с моим сыном, разумеется. Его друзья сообщили мне, что в последнее время Сергей стал проявлять к тебе… хм… повышенный интерес.

«Друзья», да конечно! Это Тася всполошилась, кому еще такое нужно?

– Мы с Сергеем иногда общаемся.

– Это нужно прекращать, Ульяна, – сказал он уже строже. Так, будто я ему тут рассказала, что мы с Сергеем жжем дома и похищаем детей.

– Не поняла… Почему?

– Потому что Сергей – это не обычный твой сверстник. Это уникальный человек с уникальной карьерой, которой ты можешь помешать. Ты же не хочешь сломать все, над чем он работал много лет, Ульяна?

– Не хочу… Но я и не могу сломать это!

– Можешь. Сергей талантлив, но и конкуренция в этой сфере страшно велика. Ему нужно быть безупречным во всем – включая круг его общения. Ты в этот круг никак не вписываешься.

Пожалуйста, прояви благоразумие, поступи так, как нужно. Давай решим все это тихо – без вреда для Сергея. Ты ведь меня поняла?

– Да…

– Вот и славно. Я чувствовал, что мы поймем друг друга.

И он завершил вызов, а я так и стояла посреди улицы, как вкопанная. Я даже забыла, куда шла и куда должна идти!

До меня вдруг дошло: это знак. Судьбы. Сам по себе разговор с отцом Сергея – это уже плохо, но он еще и случился в нужный момент. Я должна прекратить с ним общение, по крайней мере, в этом мире. Причин накопилось слишком много.

Вокруг меня страдают люди. То, что я этого совсем не хочу, ничего не меняет. Я была в ужасе от того, что случилось с Тимуром, но если бы такая судьба постигла Сергея… я б умерла на месте! И вот его отец, словно почувствовав неладное, просит меня оставить его сына в покое. В другое время я восприняла бы это как каприз папаши, который привык контролировать жизнь своего ребенка. Но где оно – то другое время? Вдруг у этого мужика дурное предчувствие? Вдруг я и правда проклята?

Я знала, как поступить правильно, и именно это собиралась сделать. Но такие решения легко не даются. Любого друга тяжело терять, а лучшего, единственного за долгое время… И все равно придется. Потому что, если я этого не сделаю, можно считать, что я ему и не друг.

Кое-как я добралась до дома. Шла быстро, ни на кого не смотрела, о чем-то думала, но мыслей было так много, что ни одна не запомнилась. Добравшись до дома, села прямо на пол в гостиной и разревелась – от всего сразу, как будто у меня теперь мало причин! Тут и вина, и потеря, и страх… и непонимание того, что я буду делать дальше.

В себя меня привело прикосновение к моему плечу. Прикосновение было легкое и осторожное, но я все равно шарахнулась так, будто меня кипятком облили. Я-то была уверена, что одна тут! Потому и развела слякоть, не сдерживаясь.

Я совсем забыла про Эльвиру. А что про нее помнить, если толку от нее обычно никакого?

Но на этот раз толк был. Эльвира молча протянула мне бумажные салфетки, стакан газировки, а потом села рядом со мной на пол.

– Вообще-то, в таких случаях людям воду приносят, – сказала я.

– В газировке сахара много. Может, жизнь слаще покажется, – пояснила она. – Чего ревешь-то?

– Логично предположить, что из-за Тимура.

– Нет. Из-за Тимки даже я не реву, потому что знаю: он сильный, он выкарабкается! А у тебя что-то случилось. Что?

Я не обязана была ей отвечать. Более того, мне не следовало ей отвечать – учитывая наши отношения! Но я так устала хранить в тайне все без исключения… Хотелось поделиться хоть с кем-то!

– Я… кое с кем поссорилась… Насовсем!

Слезы, только-только утихшие, снова хлынули. Сколько их во мне вообще?!

– С той самой «подружкой», у которой ты пряталась в ночь вечеринки? – поинтересовалась Эльвира. И по тому, как она выделила это «подружка», было ясно, что она о многом догадывается.

– Да… Это была хорошая… подружка…

И тут Эльвира сделала то, чего никогда не делала раньше. Думаю, она и сама от себя такого не ожидала! Она обняла меня. Я вырываться не стала, не до того было. Оказывается, когда тебя кто-то поддерживает, сдержать слезы гораздо сложнее, чем когда ты одна. Мне-то откуда знать? Я раньше плакала только в одиночестве.

Но раз я не могла это остановить, я и не пыталась, сидела и плакала у нее на плече. Когда я наконец успокоилась, за окном начинались сумерки.

– Почему ты помогаешь мне? – всхлипнула я. Все салфетки из пачки бесславно закончили свой путь мокрыми комочками на полу. Слезы по-любому нужно было прекращать. – Ты же меня ненавидишь!

– Как видишь, нет.

– А всегда вела себя так, как будто да!

– Может быть… Ты мне никогда не нравилась, – задумчиво признала Эльвира.

– Вот!

– Но, как бы дико это ни звучало, моя неприязнь имела мало отношения к тебе.

Она наконец рассказала мне то, о чем я даже не догадывалась. Мне-то казалось, что Тимур и Эльвира сразу невзлюбили меня, потому что я покалеченная, страшненькая (с их позиции), не из богатой семьи, да и вообще убогая. Зачем им такой позор? Даже если мы не делим фамилию, все всё знают. Поэтому они на меня и порыкивали – чтоб помнила, как я им неприятна.

А они обо мне думали меньше всего. Прикольно, да? Портя мою жизнь и устраивая мне травлю, они даже не задумывались о том, что я живой человек!

В первые годы жизни у них была очень дружная семья. Шатун обожал свою первую жену, был веселым, добрым и щедрым. Для меня звучит как сказка, потому что Шатун, которого знала я, и веселье – антонимы.

Но потом мать Эльвиры и Тимура умерла. Шатун сразу стал мрачным, строгим, большую часть времени уделял работе, с детьми особо не сюсюкал. Так что они даже обрадовались, когда он начал встречаться с моей мамой. А потом они увидели ее – и радости как не бывало.

– Внешне она очень