Красная лента - Роджер Эллори

Франсес Грей пожала плечами.

— Я не знаю подробностей, — ответила она. — Все, что я знаю, так это то, что контакт Дэррила, один из офицеров, тоже был ранен. Он ушел в отставку, но я думаю, что Дэррил работал с ним какое-то время перед облавой. Я не знаю наверняка, что там произошло. У меня очень мало фактов по этому делу, понимаете? Я хотела бы ответить на все ваши вопросы, Наташа, но не могу. И не потому, что не хочу или что у нас возникли бы проблемы из-за этого. Дело в том, что этих записей больше не существует…

— Что?

— Предыдущее помещение архива залило. Это случилось два или три года назад, и большое количество файлов было повреждено настолько сильно, что их невозможно было восстановить. Бумажных документов больше не существует, Наташа. Я могу вам рассказать лишь то, что мы знаем из кратких заметок офицера, которые он составил после выписки из больницы.

— И кто это был? Этот офицер, кто это был?

— Его имя? — спросила Франсес Грей.

— Да, имя. Как его звали?

— Извините, я не могу вам сказать. Я не могу назвать вам имя офицера…

— Вы только что сказали, что он ушел в отставку, верно? Если он ушел в отставку, он больше не полицейский.

Франсес Грей снисходительно улыбнулась.

— Мне очень жаль, но подобные вещи все еще проходят под грифом конфиденциальности. Люди, которых арестовали и посадили, все еще в тюрьме…

— Боже, мы снова начинаем все сначала! Никто, черт его дери, не хочет ответить прямо ни на один мой вопрос. Как вы считаете, что я собираюсь делать? Я сказала вам, почему хотела узнать, что случилось. Моей дочери было четыре года, когда убили ее отца. Все, что нам сказали, — это то, что его застрелили. Меня даже не пригласили на опознание тела. Вместо меня поехала его мать. И увидела сына, лежащего на земле с дырой от пули в груди. Единственного сына. Она потеряла мужа много лет назад. А потом увидела, что ее сына застрелили, как наркомана. Знаете, что с ней стало? Я расскажу вам. Она умерла от горя, вот так. Она просто не хотела больше жить. Умерла через полгода. Теперь осталась только я. Я и дочь Дэррила. И мы хотим знать, что случилось! И когда я задаю вам простой вопрос…

— Довольно, — перебила Франсес Грей. Ее холодный тон заставил Наташу замолчать. — По всей видимости, вы не понимаете, в каком положении мы находимся…

— В каком положении? Не надо мне этого бреда, мисс Грей! Боже, вы в каком-то положении! А как вы считаете, в каком долбаном положении была мать Дэррила Кинга? Я сейчас вам расскажу. Подумайте, что чувствовала бы его мать, если бы ей сказали, что ее сын помогал полицейским зачищать наркопритоны в Вашингтоне! Вы представляете, что бы она почувствовала, если бы ей рассказали, что он из-за этого погиб?

— Мисс Джойс, пожалуйста. Я пытаюсь войти в ваше положение. Я пытаюсь помочь как могу. Но ваше поведение и отношение никак не способствуют решению проблемы.

— Боже, да вы только послушайте себя! Я пришла сюда, потому что вы мне не перезвонили. Вы забрали меня от администратора. Вы хотели поговорить со мной, хотели помочь мне понять, что произошло, и я прошу лишь одного…

— Сообщать это я не имею права, — сухо заявила Франсес Грей.

— Тогда какого черта мы здесь делаем? Мы ждем, пока придет тот, кто имеет право? Так?

Франсес Грей улыбнулась, но улыбка вышла слегка натянутая.

— Мы закончим нашу беседу, мисс Джойс, и я наведу справки, можно ли предоставить вам эту информацию. Вот чем я займусь.

— И вы мне не позвоните, верно? Так оно и будет. Скажите же, что я ошибаюсь!

Франсес Грей покачала головой. Она собрала бумаги, спрятала ручку, встала из-за стола и направилась к двери. Выйдя в коридор, она терпеливо подождала, пока Наташа последует за ней, и холодно сказала:

— Я провожу вас до вестибюля.

Покорно идя за ней к выходу, Наташа корила себя за горячность, нетерпеливость и вспыльчивый характер.

Отношение к делу… Так и Дэррил говорил: «Отношение, детка. Отношение в любой ситуации. Иногда оно может помочь, а иногда наоборот».

Франсес Грей повторила, что свяжется с ней, как только сможет. Она пожелала Наташе удачного дня, развернулась и ушла, постукивая каблуками по мраморному полу. Наступила тишина.

Администратор улыбнулся ей.

— Надеюсь, что мы вам помогли, — сказал он приятным голосом.

Наташа смущенно улыбнулась.

— Очень, — сказала она смиренно.

И поспешила на улицу, где, пока она разговаривала с Франсес Грей, начался дождь.

* * *

Ричард Хелмс, действующий директор Центрального разведывательного управления, однажды в обращении к Национальному пресс-клубу заявил:

— Вы просто обязаны нам доверять. Вы достойные люди.

Капитан Джордж Хантер Уайт, вспоминая о службе в ЦРУ, сказал:

— Я самозабвенно трудился в виноградниках, потому что это было весело. Где еще мог настоящий американец лгать, убивать, изменять, красть, насиловать и разрушать с одобрения и согласия начальства?

Это было из После…

Это было после истории с матерью и того, что с моей помощью сделал отец.

До того:

Воплощенное терпение. Я стоял возле верстака. Справа от меня располагалась емкость с воском, а слева — ряд полос из шпона. Одна за раз. Гладкая, словно стекло.

— Они тонкие, — сказал отец. — Согни их, и они сломаются, как сухое печенье. Потрудись отполировать их так, чтобы увидеть свое отражение.

— Для чего они нужны? — спросил я.

Отец улыбнулся и покачал головой.

— Видишь вон ту доску? — Он ткнул в сторону испачканным в краску пальцем. — Эту доску нужно обрезать и придать ей форму. Когда она будет отполирована до блеска, я нарисую на ней орнамент, потом вырежу в нем углубления, а части шпона, которые ты полируешь, вместе создадут композицию.

— Инкрустация, — сказал я.

Он кивнул.

— Да, инкрустация.

— А доска зачем?

— Зачем? — отозвался он словно эхо. — А зачем что-то? Она нужна для определенной цели. У всего есть цель, и когда ты поймешь эту цель…

— Серьезно, зачем это? — снова спросил я.

Он протянул руку и сжал мое плечо.

— Я расскажу тебе, когда мы закончим.

Я наблюдал за его работой. Он не проронил ни слова.

Позже, вспоминая это, я думал о Кэтрин.

Даже не говоря ни слова, она могла сказать намного больше, чем кто-то, кого я знал.