Пионерский гамбит — 2 - Саша Фишер

А я трезвый вродь как помнил всегда про это, а пьяный — забыл. И передними колесами на обрывчик и въехал. Из трактора я выскочить успел, а он вниз весь и ухнул. А там под обрывом омут глубоченный. И его вместе с крышей-то и скрыло. Ну я, это… даже протрезвел сразу. Что делать-то теперь, думаю? Ну и тут кум мой говорит, что надыть к председателю колхоза на поклон идти. Ну мы это… И пошли…

Мужик с лица как-то сник, рукой в воде поболтал. Шмыгнул носом. поддёрнул штаны. Великоваты, висят на заднице пузырем, подпоясаны дерматиновым ремешком с пряжкой с пионерской звездой. Ремень от парадной пионерской формы. Футболка поношенная, но чистенькая. Заштопана в паре мест, аккуратные такие стежки. Блин, не могу никак к этому привыкнуть. Здесь в СССР реально все штопают, даже носки. И даже приспособа для этого есть специальная, в виде грибочка. У девчонок много раз видел. Я как-то привык в прошлой жизни, что если носки порвались, их можно просто выкинуть в мусор…

Снова посмотрел на мужика. Похоже, все-таки, правда не зек. Слишком трусоватый какой-то. С другой стороны, почему-то же он прячется…

— А дальше что случилось? — спросил я.

Глава 16, в которой становится одной тайной меньше. Даже двумя

Мужичок помялся, пожевал губами, бросил тоскливый взгляд на дверной проем.

— Там потом того… этого… — он потоптался, несколько раз вздохнул. — Мы когда к председателю шли, завернули к бабке Фисе, чтобы она нам по писярику для смелости налила. Ну и когда пришли, значить… В общем… Иван Махалыч, он на того… на поворотах крут бывает. Когда про трактор услышал, ружье схватил. А потом. Потом Санек кинул чем-то, я бежать. Ружье бахнуло, потом грохот еще. В общем, я укрылся в перелеске, а потом Санек меня нагнал и говорит, что Иван Михалыч убился на крыльце как-то. И мне бежать надо, потому что меня участковый ищет, мол, я толкнул. Ну я и побежал сдуру. А потом и правда заплутал. А тут в лагере меня Татьяна приютила и кормит. В райцентр съездила, говорит, что мой портрет на доске «их разыскивает милиция» красуется. Вот я и…

Он беспомощно развел руками. Стало жаль мужичка. И даже стыдно немного за свой шантаж. Может, конечно, и не так все было. Может на самом деле он вовсе и не тракторист никакой, а рецидивист-домушник, из колонии сбежавший. Преступники совсем даже необязательно выглядят как здоровенные бугаи с перекачанными бицухами… Впрочем, мне-то что с того? Вроде совсем даже не опасный мужик…

— Тяжко тебе пришлось, — хмыкнул я. — Ну, в смысле, вам. Ладно, я пойду.

— Эй, ты это… — мужичок шагнул ко мне. — Никому не расскажешь?

— Я же обещал! — я гордо выпрямил спину. — Честное пионерское!

Я вышел из санблока и побежал к своему отряду. Надо было положить на место полотенце, взять свои заметки и нестись в библиотеку. А то меня моя же редакция проклянет за то, что тележусь так долго.

Еще на крыльце библиотеки я услышал взрыв хохота. Похоже, работа в самом разгаре! Распахнул дверь, и несколько секунд молча любовался на картину творческого процесса. Две парты сдвинуты вместе, на них развернут лист ватамана, углы его прижаты книжками. В стеклянной поллитровой банке — разномастные цветные карандаши и кисточки, коробка акварельных красок, полупрозрачные трафареты с ровными угловатыми буковками. Друпи монотонно читает что-то с двойного листочка, а Мамонов, Марчуков и Алик ржут.

Красота!

— …в общем, посоветуйте, как сделать так, чтобы надо мной не смеялись, когда я рассказываю про это пятно, — Друпи дочитала, подняла на меня глаза и заговорила дальше, опять же, не меняя интонации. — Я написала еще несколько писем, выберешь, какие тебе больше понравятся. А остальные или пригодятся потом, или новые напишу.

— Видел фотки, Кирюха?! — Марчуков радостно подскакивал на стуле. — Я прямо как настоящий инопланетянин получился!

— Сейчас все посмотрю…

Я уселся на свой стул, и работа закипела. Мы спорили. Мы раскладывали так и эдак листочки. Пару раз к нам заглядывала библиотекарша, молча смотрела, качала головой, не то ободряюще, не то осуждающе, но ничего не говорила, а просто исчезала молча, как привидение. Я зачитал свое «Письмо к читателям», всем понравилось, так что Друпи взялась переписывать его мелкими печатными буквами. Как и отобранные письма. Статью Марчукова про открытие смены мы много раз переделывали, поспорили, Олежа чуть не разрыдался и не сбежал. Пришлось его убеждать, что мы поставим сразу три его фотографии, а статья хорошая, но ее надо чуть-чуть переделать. Всего лишь самую малость. Убрать начало и финал, переписать оставшиеся три предложения и нарисовать ей воооот такенный заголовок. Интервью с Еленой Евгеньевной я так и не доделал, так что мы решили ограничиться анонсом его в следующем номере. Потом я взялся за карандаши и даже изобразил несколько сносных иллюстраций в карикатурном стиле. Про победу девчонок над колорадским жуком, пока парни, в смысл, мы, прохлаждались, спрятавшись под кустами картошки.

Потом я нарисовал толстяка Бодю, как он меняет жука на монеты. Потом мы все вместе сочинили репортаж из нашей «экспедиции»….

В общем, когда затрубил горн на ужин, газета была практически готова. И получилась она… ну… получилась. Не знаю, какого результата я ждал. Что в какой-то момент случится волшебство, и из нескольких наклеенных на ватман бумажек и фотографий вдруг сложится какая-то магия, которая превратит это все вместе в некое художественное совершенство. В общем, обычная получилась стенгазета. Не шедевр, но…

Мы примерили ее на стену и по очереди посмотрели издалека. Сошлись на том, что можно еще обвести каждую статью цветными карандашами, а так — все готово.

— Давайте же скорее вешать! — Марчуков сделал порывистое движение к двери.

И вот как раз в этот момент затрубил горн.

— Давайте я завтра до зарядки повешу, — предложил я. — Утром все встанут, а на стенде — газета. Отлично же!

— Уооо, дооолго! — заныл Марчуков.

— Так после ужина все равно все пойдут на танцы, кто читать-то будет? — пожал плечами Мамонов. — Утром самое то!

Марчуков еще немного побурчал, но в конце концов согласился с нашими доводами. Мы свернули наше творение в рулончик и помчались на ужин.

Зря я опасался, что ужин в меня не влезет после деревенского хлебосольства. Оказалось даже наоборот — гречки с котлетой и белесой подливой показалось как-то чертовски мало. Пришлось набивать все еще голодный желудок еще несколькими кусками хлеба сверху.

Артур Георгиевич свое обещание выполнил, и всем девчонкам налили по второму стакану компота. И некоторые парни