В лапах Ирбиса - Елена Ласк

– Добрый вечер. – Раздалось эхом по пустой аудитории, когда я подняла голову со стола, потирая лицо.

Я испуганно осмотрелась, в помещении было темно и пусто. Доктор Разумовский сидел за столом, изучая какие-то документы.

– Простите. – Хотелось провалиться под землю, ну или хотя бы на этаж ниже.

– Мне вы можете сказать простите, а вот пациентам это сделать будет проблематично. – На меня не смотрит, только интонацией показывает, что недоволен, я понимала его.

– Почему? – Принялась складывать свои записи и ручки, чтобы поскорее уйти, но то тетрадь падала, то ручка укатывалась, как специально.

– До того света сложно докричаться. – Произнёс будто неразумному ребёнку что-то объяснял, листая папку, а я застыла, уставившись на него, Разумовский будто меня в убийстве только что обвинил.

– Я же не на операции заснула. – Не оправдывала себя, издевательский тон Разумовского не нравился.

– Верно. Но важно само отношение и оценка своих сил. Если я понимаю, что не смогу простоять двенадцатичасовую операцию, я не стану её проводить, пока не буду уверен, что простою двадцатичетырёхчасовую.

– Простите ещё раз, это больше не повторится. – Я заторопилась собрать вещи, запихивая их в сумку, чтобы уйти.

– Вам стало скучно? Или это новый способ усвоения информации как в фильме «Большая перемена». У вашего путешествия в страну сновидений есть объяснение.

– Я работала ночью. – Оправдывалась, уже спускаясь по лестнице всё ближе к столу доктора, который так и не посмотрел в мою сторону, лишь бровями повёл.

– Кем?

– Продавцом в круглосуточном магазине. – Пришлось признаться, лишь бы не решил, что давлю на жалость. Остановилась, не решаясь уйти без разрешения.

– Что вам мешало устроиться в сфере близкой к медицине? – Теперь он переключился на толстый кожаный синий блокнот, делая в нём записи заковыристым почерком.

– Размер оплаты.

– Копите на последнюю модель телефона?

– Нет. Иногда людям просто нужны деньги.

– Тогда советую вам определиться, что для вас важнее: знания или деньги. Советую сделать это до экзаменов.

– Почему вы хотите моего отчисления?

Доктор наконец поднял на меня свой взгляд, устало вздохнув, а затем пододвинул документы, которые всё это время изучал.

– Какой диагноз вы бы поставили этому человеку?

Сначала я не решалась даже подойти к столу. Эта папка казалась мне сродни мине – одно неверное движение и всему конец. Глаза Разумовского через очки казались ледяными и колкими. Взять в руки папку так и не решилась, листая прямо на столе. Потом, находясь в состоянии похожем на панику, взяла документы в руки, листая то с начала, то с конца. Я с ужасом перечитала симптомы, просмотрела анализы несколько раз, и не могла найти ответ. Доктор не торопил, терпеливо ждал, пока я перебирала в голове всё, что знаю.

– Либо у него несколько болезней, либо ни одной. Сказать окончательно можно лишь пообщавшись с пациентом.

– Больше не приходите на мои лекции, – говорил доктор Разумовский, забирая у меня из рук листы, – в таком состоянии. – Закончил он после паузы. – На экзамене персонально для вас будет опрос по сегодняшней теме дополнительно к стандартному билету. И этот материал вам предстоит изучить самостоятельно. Я запретил присутствовавшим сегодня студентам давать вам записи лекций. Можете идти.

– До свидания. – Выдавила из себя, сдерживая подступающие слёзы, сбегая из аудитории и от навалившихся проблем.

До экзаменов я находилась в каком-то непонятном состоянии. По ночам учила курс Разумовского, днём упорно делала вид, что не валюсь с ног. Бросить работу я не могла себе позволить. Понимая, что не справляюсь, начала пропускать лекции, подводя себя к грани отчисления. С Киссой были постоянно какие-то проблемы, она также как и я грешила прогулами, только в школе. Я понимала, что не выдерживаю этого бешеного темпа. Экзамены сдавала с трудом. Некоторые преподаватели, не скрывая, всем своим видом показывали, что я не достойна здесь находиться, возможно думая, что занимаю чьё-то место. Экзамен у Разумовского был последним, последний рывок перед летней передышкой.

– Вы хорошо подготовились. Гораздо лучше, чем по остальным предметам. Пациентов тоже выборочно лечить будете? – Произнёс Разумовский, рассматривая оценки, полученные мной по остальным предметам.

В аудитории была гробовая тишина. Студенты даже дышать полной грудью боялись на экзаменах этого человека. Он всегда знал у кого какое слабое место. Не жалел никого, даже тех, кто всё знал, но под его давлением терялся. По ним он проходился особенно, временами доводя до слёз. Списать у него было невозможно, за шпаргалки он выгонял с экзамена, прощаясь до переэкзаменовки или навсегда, было и такое. Я пришла на экзамен, уверенная, что пришла моя очередь. Абсолютно всё знать невозможно, особенно когда перед тобой человек, который является опровержением этого утверждения. От недосыпа и нервотрёпки подташнивало, а от издевательского тона Разумовского уже трясло. Я не понимала, чем снова недоволен этот человек. Сколько можно? Что ещё он от меня хочет? Я бы поняла, если бы он начал делать намёки или приставать, но его претензии не были ничем подпитаны. Разумовский тыкал меня как котёнка в лужу и самое паршивое возразить было нечем.

– За лето я подтяну свои знания. – В глаза ему не смотрела, берегла остатки нервной системы. Не смотря на всю свою подавленность боялась не сдержаться, и высказать ему всё, что думаю по поводу его персональной оценки моей личности.

– Это не ответ.

Три слова, а я уже готова психануть и вылететь из аудитории, не дожидаясь, когда он меня дожмёт, окончательно размазав.

– Что вы хотите услышать?

– Я хочу услышать слова будущего врача, хирурга. – Я молчала, совершенно его не понимая. Только слёзы обиды по щекам текли. Я выжала из себя всё, но ему снова было мало. – В клинике, где я работаю, будут набирать медсестёр. Конкурс огромный, требования высокие. Пройти этот отбор ваш последний шанс остаться в университете, если не придёте или не получите место, осенью можете не возвращаться. Как стимул для вас – зарплата у нас на порядок выше, чем вы сейчас зарабатываете.

– Я поступила в университет сама, никто за меня не просил. Учусь не хуже многих, но почему-то именно я не даю вам всем покоя. – Наконец подняла голову, натолкнувшись на взгляд, неизменно демонстрирующий превосходство над всеми.

– Лично мне не даёт покоя ваш потенциал, который вы гробите. Что касается других преподавателей, поясню специально для вас их стимул – на ваше место всегда можно взять того, за кого будут просить и платить. Жду вас в клинике, там и получите свою зачётку. Не получите работу, зачётка вам больше не понадобится.

Я не вскакивала со стула, на котором сидела, не говорила громких слов, не выражала недовольства. Я спокойно встала, и практически бесшумно вышла, аккуратно закрыв за собой дверь. Первым порывом было нажаловаться на Разумовского, на его предвзятое отношение. Он явно превышал свои полномочия. Обречённо выйдя из аудитории, медленно спускалась по лестнице, считая ступеньки. Сколько ещё я так выдержу, живя на пределе физических возможностей. Да, у меня есть небольшая передышка, но лето закончится и всё начнётся заново, требовать будут ещё больше, а времени и на учёбу, и на работу мне уже не будет хватать. Эту сессию я закрыла с натяжкой, следующая может стать последней, если всё продолжится в том же темпе.