Холодное блюдо - Евгений Щепетнов

Ангус почему-то решил, что парни привяжут ложку удавками, но убийцы не стали портить свои орудия труда и обошлись вульгарными полосами не очень новой и не очень чистой рубахи.

Через несколько минут перешептывания к Ангусу подошел Леван:

– Я пойду. Мы разыграли на палочках, и выпало мне.

– Давай копье! – протянул руку Ангус и с тревогой покосился на солнце, касающееся вершины горы. Еще полчаса, а может, и меньше, и опустятся сумерки. И тогда все будет очень плохо.

Околдовывание копья не заняло много времени – заклинание, которое выпустил Ангус, усиливало магическое действие любого предмета, но опять же – воспользоваться таким заклинанием мог только маг высшего уровня. Самого высшего уровня. И даже он – с трудом. Ангус едва не упал в обморок от головной боли, а на ветвях дуба заплясали красные огни-светлячки, от которых Хесс опасливо отошел подальше – так, на всякий случай. И был прав, всегда нужно опасаться магических проявлений, в которых ничего не смыслишь. Хотя в этом случае огни совершенно безопасны и угаснут минут через пять сами собой.

Немного времени ушло и на подготовку защитной пыли из серебряных монет. Одно заклинание разложило их в эту самую пыль, другое заставило эту пыль, брошенную рукой лекаря, осесть на одежду Левана и прочно к ней прилипнуть, создав что-то вроде серебряного покрытия, отчего парень сразу стал похож на статую из серебра.

Пока заклинал копье и делал порошок из серебряных монет, солнце село на половину диска, и Ангус, указав на него рукой, хрипло каркнул:

– Быстрее! Они сейчас ускорятся! Спеши!

И Леван побежал. Он мчался вдоль ручья туда, где заканчивался строй призраков, заметно, кстати, ускорившихся в тени, брошенной на них утесом горы, а когда все-таки обогнал преследующих его исчадий, перепрыгнул ручей огромным прыжком, достойным лесной лани.

А затем снова помчался, уже по направлению к дому. Зачем, Ангус вначале не понял. Но потом сообразил – все призраки вроде бы однородны, сделаны из «отпиленных» кусков Тьмы, но двигались они с разной скоростью – одни быстрее, другие медленнее. Почему так получалось? Вероятно, потому, что все они были разного размера. И те, что покрупнее, плыли по воздуху гораздо быстрее.

Процесс движения – за счет чего движение происходит, какая сила правит бесплотными существами – абсолютно непонятен. Но так же непонятен и процесс колдовства, суть магической энергии, так что по большому счету ничего не было странного в подобном явлении. Мало ли в мире таинственного, того, что не поддается человеческому пониманию! Если над всем ломать голову, не находя ответа, сойдешь с ума. По крайней мере, так говорил Ангусу учитель магии, родовую фамилию которого по какому-то случайному выверту судьбы дали новообретенному ученику Ангуса.

Отбежав, Леван начал битву. Призраки, которые приближались к нему на расстояние длины древка магического копья, рассыпались в пыль под ударами серебряного «наконечника». Копье вертелось, образуя смутный серебристый круг, будто над Леваном вращалось огромное тележное колесо, и всякий, кто попадал под это «колесо судьбы», неминуемо разлетался в клочья, осыпаясь на траву угольно-черными, быстро тающими искрами Тьмы. На миг призраки обступили Левана со всех сторон, и Ангусу показалось, что с Леваном покончено, но… порождения Тьмы полегли, как трава под ударом косы опытного косаря, а Леван продолжал уничтожать противника, стекающегося к нему бурным потоком. Если бы это были не призраки, если бы они могли перемещаться быстрее – парень давно бы погиб, несмотря на то, что двигался он с нечеловеческой, феноменальной скоростью. Но призраки были бесплотными, оружие не вязло в их телах, и потому Леван продолжал изображать из себя ветряную мельницу, расправляющуюся со стаей сумасшедших уток.

Все закончилось быстро – в течение нескольких минут. Но эти минуты показались Ангусу вечностью. Казалось, что Леван скакал и вертелся часы, часы и часы. Лекарь даже вспотел, будто это не Леван там бился за их счастливую жизнь, а это он сам размахивал копьем, уворачиваясь от протянутых жадных рук порождений Тьмы.

Когда бой завершился, Ангус еще минут пять сидел неподвижно, вглядываясь в неподвижную фигуру парня на том берегу, потом встал и медленно пошел к самому узкому месту ручья, опустошенный, выжатый, будто лимон, больной и дряхлый, как совершеннейший старик, – и это в его тридцать лет. Камера пыток отняла у него лет тридцать, это точно. По крайней мере, душевно. Он и чувствовал себя сейчас старым-престарым стариком, которому даже не шестьдесят лет, а все сто! В шестьдесят мужчина еще крепок, сражается, любит женщин, пьет вино. Ему же хотелось просто упасть на постель и не двигаться – на большее он уже не был способен. По крайней мере, сейчас.

Хесс его обогнал, перепрыгнул ручей в том месте, напротив которого сидел Ангус во время боя, и быстро зашагал к Левану, держа спящего младенца на руках.

– Стой! – вдруг крикнул Ангус, осененный неожиданной мыслью. – Хесс, стой! Не подходи к нему!

Хесс замер как вкопанный, повинуясь приказу учителя, как если бы получил приказ не от Ангуса, а от Старшего Брата, требующего абсолютного повиновения всегда и во всем. Недоуменно посмотрел на спешащего к нему, хромающего на обе ноги Ангуса.

До Левана оставалось шагов десять, он стоял опершись на древко копья, ушедшего в мягкую влажную землю не меньше чем на пядь. Когда Ангус крикнул, Леван не пошевелился и продолжал стоять неподвижно, глядя на приближающегося к нему лекаря.

– Хесс, отойди! – шепнул Ангус, уцепил парня за пояс и медленно отступил назад, утаскивая Хесса за собой. – Положи младенца на землю! Вон туда положи! И отойди! Немного отойди! Эй, Леван! Не двигайся! Слышишь? Не двигайся, не сходи с места! Ах ты ж…

Он не успел закончить фразу – Леван вдруг бросился вперед, стартуя, как атакующий волк, и, прежде чем Хесс успел понять, в чем, собственно, дело, врезался в него, вцепившись руками в глотку, хрипя от злобы, как дворовый, ненавидящий всех и вся цепной пес!

А вернее, получилось так: Леван бросился к младенцу, Хесс стоял на его пути – после броска напарника он то ли нарочно, то ли неосознанно заступил ему дорогу, и Левану ничего не оставалось, кроме как броситься на преграду и попытаться ее уничтожить.

Хесс лежал теперь под ним – выпучив глаза, пытаясь вырваться из стального захвата могучих рук Левана. Этот кряжистый, на первый взгляд полноватый парень был невероятно силен – в этом Ангус убеждался уже не раз и не два. Он легко, играючи поднимал тяжеленные бадьи с водой, ворочал здоровенные бревна так, будто они весили всего ничего – как простые чурбаки. Хесс тоже был не слаб, но его сила не шла ни в какое сравнение с могучей силой напарника! И видно было, что еще минута – и Хессу конец!

Ангус действовал не думая, не рассуждая, его сознание будто отключилось – ощущение было таким, как если бы он смотрел на себя со стороны, наблюдал, сидя в теле, действующем по своему разумению без участия хозяина. Он бросился к борющимся парням (если можно было ТАК назвать удушение Хесса) и мгновенно выпалил нужное заклинание, высыпав на Левана щепотку порошка, тут же впитавшегося в тело, будто вода в сухой песок. Леван вздрогнул, закричал, будто его обожгло кипятком, и ослаб, свалившись на свою жертву вялым мешком с костями. А из его спины вырвался сгусток Тьмы – довольно-таки большой сгусток, в котором, возможно, объединились несколько сгустков, каким-то образом пробравшихся в тело парня.